— Да что вы все ищете-то? — с некоторым даже раздражением спросил отец. — Может, скажете наконец?
Я достала еще один кусок шоколада, значительно больший, чем первый, и не такой грязный. Его я тоже аккуратно положила на край стола. Родственники взирали на мои действия с непониманием. Вдруг Лялька тихо ахнула и, поднеся кусок шоколадного яйца чуть ли не вплотную к глазам, отчетливо произнесла:
— Да это же никак изумруд, едрёньте! Только необработанный.
Отец и Фира, тесня друг друга, притиснулись к Ляльке и пытались разглядеть, что она держала в руках.
— Где изумруд? — спросили они в один голос. — Какой изумруд?
Прекратив сортировку мусора, я тоже присоединилась к остальным, но мне, правда, ничего не было видно. Поэтому я, бесцеремонно отодвинув в сторону Фиру, отобрала у Ляльки кусок шоколада и, отковырнув от него грязный «орешек», потерла его между пальцами. Этот «орешек» был несколько меньшего размера, чем тот первый, который я обнаружила еще в Киеве, но тем не менее где-то на полкарата он, по моим соображениям, тянул.
— Вот что им было нужно! — сказала я, потрясая рукой, в которой был зажат изумруд. — Камни! Ни деньги, ни документы, как мы сначала думали, а бриллианты и изумруды. — Я посмотрела на Ляльку. — Теперь все понятно?
Она ошарашенно смотрела на перепачканный шоколадом камешек и потрясенно качала головой. Потом Лялька опрометью кинулась за барную стойку на территорию пищеблока, схватила из сушки эмалированную миску и, налив в нее из чайника воды, вернулась к столу.
— Опускай! — велела она.
Я опустила камешек в теплую воду и, поболтав его там немного, снова достала на поверхность и положила на ладонь. После помывки он стал не намного лучше прежнего, но зато теперь стало абсолютно точно видно, что это не что иное, как самый настоящий изумруд.
Мы дружно ахнули.
— Ну ни фига себе! — протянул Фира. — Это на какой же такой помойке ты это нашла, Марьяночка?
Я потрепала старика по лысине.
— Ты что, дедунь, шоколадные «Яйца Фаберже» не узнаешь, что ли? Это же та коробка, которую мы раздавили еще по дороге из Москвы.
Впрочем, что это я? Откуда Фире знать про раздавленную коробку? Мы же выбросили ее еще до того, как в Большие холмы приехали.
Я положила корявый необработанный изумрудик на край стола и стала любоваться им со стороны. Лялька тоже смотрела на него с умилением.
— Молодец, тетя Вика, — сказала она, кивнув в сторону тетушки. — Завалила изумруды картофельными очистками, и лох дядя Жора во время обыска ничего не нашел. Всю квартиру вверх дном перевернул, а порыться в мусорном ведре не догадался.
Мы с Лялькой радостно засмеялись, а тетя Вика, схватившись за сердце, тяжело опустилась на диван.
— К-как-кой обыск? — запинаясь, спросила она.
Я и забыла совсем о том, что тетя Вика ничего не знает про злоумышленников, которые побывали в ее квартире и перевернули там все вверх дном. Более того, я и не собиралась ей ничего об этом говорить. Мы договорились с Вероникой Матвеевной, что к приезду тетушки квартира будет убрана, и тетя Вика ничего об обыске не узнает. Ведь это же очень противно, когда к тебе в дом забираются воры и роются в твоих вещах. Со мной такое однажды уже было, и хотя тогда у меня ничего не украли, но я по своему опыту знаю, что ощущение после этого остается препакостнейшее.
Я растерянно смотрела на тетю Вику и хлопала глазами.
Вдруг зазвонил телефон. Время было уже позднее, и звонить могли только свои. Но тем не менее, когда отец потянулся к трубке, я на всякий случай предупредила:
— Меня нет, я еще не приехала...
Не знаю, зачем я это сказала. Но что-то мне подсказывало, что в сложившихся обстоятельствах лучше пока свое местонахождение не обнаруживать.
Как ни странно, это оказался Макс. Он, видите ли, никак не может до меня дозвониться — у меня, видите ли, телефон не работает. А как он интересно может работать, если его дружок, дядя Жора, повытаскивал у нас из аппаратов все SIM-карточки и оставил нас с Лялькой без связи, гад. Еще Макс сказал, что находится сейчас в Киеве, искал меня у тети Вики, но там, дескать, никого нет, и он теперь даже не знает, что и думать и где меня искать.
Отец повернулся в мою сторону, спрашивая глазами, что отвечать. Но я сама не знала, что надо было отвечать. Тогда отец, сказав, что сам ничего не знает и тоже сходит с ума, немного поохал за компанию с Максом и клятвенно пообещал позвонить ему сразу же, как только что-нибудь обо мне узнает.
Наконец он повесил трубку и, вытерев пот со лба, тут же на меня набросился.