сь к делам. Кого накормишь баснями?
В субботу, сидя в пустующем офисе, он вновь услышал, как в голове неторопливо бубнит вчерашняя стихотворная галлюцинация. На этот раз она отличалась большей четкостью и, как ему показалось, текст явно отредактировался. Помедлив, Петр взял карандаш. Через несколько минут бумага приняла то, что явилось началом непредсказуемых изменений в его предпринимательской жизни.
Как все наивные люди, он сразу совершил грубую ошибку.
Вечером, во время семейного ужина, Петр таинственно извлек из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок бумаги. Жена с дочерью вопросительно уставились на него, нехотя отвлекшись от ток-шоу. Он приглушил звук телевизора. Заметно волнуясь, откашлялся. Глубоко вдохнув, медленно зачитал стихотворение.
Повисла бесконечная пауза.
То, что Виола немедленно поставила диагноз, отчетливо читалось по ее насмешливо-тревожному взгляду, в котором он не увидел ни малейшей заинтересованности. Скорее, наоборот. Так смотрят на тех, в чьих умственных способностях возникло серьезное сомнение.
- Пап, это чье? - тихо спросила дочь.
Семейный покой еще можно было спасти. Достаточно удачно соврать.
- Мое, Светлячок, - глупо улыбнулся Петр.
- Это ты сам написал?! - Светлана восхищенно захлопала в ладоши. - Когда, пап?
- Сегодня, - еще шире улыбнулся Петр, пытаясь вовлечь в процесс жену. - Вернее, вчера! Точнее, вчера я его услышал, а сегодня записал! Правда, классно получилось?
- Теперь понятно, чем на работе занимаешься, массовик-затейник! - Виола уничтожающе усмехнулась. - Лучше бы деньги зарабатывал, как все нормальные мужики!
- Мам, зачем ты так? - Дочь попыталась сгладить ситуацию.
Но Петр явственно ощутил, как между ним и женой неумолимо выкладывается глухая стена враждебного непонимания. Виолетта получила долгожданные сведения о делах мужа. Конфликт зрел давно, ей требовалась веская причина. Теперь она знала, в какое место наносить удары. Ее уже нельзя было убедить, что тревогу бить рано.
Она видела и чувствовала, как сокращается доход семьи. Несмотря на то, что Петр исправно оплачивал запросы жены и дочери из заначек, не давая повода для скандалов. Светлана учится в престижном колледже на дизайнера. Естественно, на коммерческой основе. К весне запланировано приобретение японского внедорожника. На Новый Год он покажет девочкам Прагу и Карловы Вары. Кто сказал, что мы плохо живем?
Виолетта не имела ничего против нового джипа и Чехии.
Но она всегда полагала себя истинной хранительницей очага. Она также свято верила в то, что в ответе за тех, кто ее приручил. Она прощала мужу сверхурочный трудоголизм, закрывала глаза на корпоративные вечеринки, зная, что Петр патологический однолюб. Виола не поддерживала снятие бизнес-стрессов парой бутылок пива, но относилась к периодическим субботним возлияниям Петра с пониманием. Мужик много работает, деньги в дом таскает. Полтора литра пива и даже сто пятьдесят капель водочки под домашние котлетки в любом случае меньшее зло, нежели с партнерами в бане коньяк глотать.
В тот вечер Виолетта привычно взяла ситуацию под жесткий контроль.
- Дай-ка сюда! - Она ловко выхватила стихотворение у Светланы, энергично превращая листок в мелкие клочки. - Чтобы это было в первый и последний раз! Лучше подумай о том, в чем мы со Светкой в Чехию поедем. Ни курток нормальных, ни сапог! В поэзию его потянуло на старости лет! А фирма, наверное, уже на ладан дышит?! Поэт доморощенный!
Бородатость скрыла саркастическую улыбку, вызванную воспоминаниями. Петр включил настенный светильник, устраиваясь поудобней на жесткой кушетке, застеленной старым солдатским одеялом. Самодельный обогреватель уже наполнил каморку теплом. Много ли человеку надо для счастья?
Он открыл сборник на первом стихотворении.
"Аз Трава"... Действительно, та самая, первая редакция...
Пробежав глазами по строчкам, отметил, что верстка на уровне, знаки препинания на месте. Иллюстрация не портит впечатление. В очередной раз лизнуло странное ощущение - даже заурядный стишок, облеченный в книжное исполнение, читается абсолютно по-другому, нежели экранная версия. Петр дружит со словом, это непредвзятое мнение Маргариты Львовны. Но почитание формы слишком велико. Этого уже не вышибить ничем. Если напечатано в книге, стало быть, заслуживает внимания и уважения.
Следующие два стиха оказались совсем коротенькими, с невнятной ритмикой и ускользающим смыслом. Но искреннее "Родителям" он перечитал трижды. В этом прочувствованном посвящении каждый мог услышать лишь то, что транслируется в душевно-мозговую копилку названием стихотворения. И жизненным опытом.
Родители...
Когда умерла мама, отец не смог принять ее кончину. Его хватило всего на два года. Большего одиночества не потянуло двухинфарктное сердце. Хотя, батя со своей деревенской закваской вполне мог прожить еще десяток лет.
Петр отложил книгу, вытягиваясь на кушетке.
Мама... Никогда не лежала в больнице, ни на что не жаловалась. Ее просто не стало. Вечером он поговорил с ней по телефону, а утром в его жизни уже не было матери. Седьмой год, как ее нет. Более пяти лет его личный сиротский стаж. Оказалось, к этому невозможно привыкнуть. Нельзя жить без того, что с раннего детства сопровождает нас как воздух. Это воспринимается незыблемым и вечным.
Родительский дом...
Вы больше никогда не постучитесь в родную дверь, за которой раздается неторопливое шарканье. Не сыграете с отцом в древние шахматы, не почувствуете на голове теплую материнскую руку. Вы продолжаете жить без этого. Вам будет крайне нелегко отыскать внутри себя и вовне должные противовесы для вечного груза.
Заныла поврежденная нога. Она всегда напоминает о себе, когда он копается в прошлом. Прошлое коварно и недружелюбно. Даже если извлекать из него исключительно позитивные факты и явления, оно неумолимо подтолкнет к тому, что заставит окунуться в грусть. Таково свойство человеческой натуры. Прошлое всегда отдает печалью. Чем старше мы становимся, тем меньше причин для беззаботной радости. Разве мог он когда-либо предположить, что будет доживать жизнь рядом с последним приютом родителей?
В первую годовщину смерти матери Петра постигло откровение, когда он стоял над ее могилой, обнимая беззвучно рыдающего отца. Батя старался держаться, но было видно, как он угасает на глазах, теряя остатки интереса к жизни. Петр вдруг подумал, что существует некая верховная закономерность в том, кому из двух вместе проживших жизнь уходить первым, а кому замыкающим. Этот расчет на первый-второй крайне несправедлив, но неизбежен. Он неожиданно примерил его на себя.
Из двух любящих друг друга счастливым можно полагать того, кого призовут первым. Первому ушедшему не придется испытать оглушительную горечь внезапной потери. Первый не оставляет в памяти покойную маску родного лица. Он не узнает, что такое могила любимого человека. Ему не надо стараться выглядеть в глазах детей сильным и мудрым родителем, принимающим смерть половины достойно. Уходя, он не несет этого тяжкого опыта - общение с захоронением спутника всей жизни. Он не увидит того места, где выкопают яму для его гроба. Что испытывает человек, глядя на прямоугольник земли, на котором вскоре появится земляной холм с крестом и табличкой, где начертано его имя? Насколько услужливо в таких случаях воображение?
Петр механически перекинул несколько страниц, убегая от вопросного тупика. По человеческим правилам выходит, что мужику положено уходить вторым. Хотя бы потому, что он мужик. Ему не требуется много жалости и сострадания, ему проще нацепить маску стоика. Мужику, даже одинокому, во всех смыслах и легче и проще. Есть руки, ноги, голова - Бог не даст пропасть, когда сохранился хотя бы малейший смысл оставаться среди живущих. Настоящего мужика очень нелегко потопить, даже если по всем признакам он давно считается безвозвратным топляком.
Требуется лишь одно необходимое условие. Судьба не должна быть против. Неисповедимо, что на самом деле подтолкнуло циничную торгашку, а ныне успешную бизнес-леди похоронного дела Маргариту Львовну заговорить с Петром, когда он молча делился с родителями последними новостями. Впоследствии ему не довелось замечать за ней подобных приступов необъяснимой заботы о посетителях кладбища.
- Мужчина... Вам плохо? - За показной искренностью таилось желание не иметь лишних головных болей во вверенном хозяйстве.
- Кому? - Петр вернулся в мир живых. - Мне?
- Вам, - сухо подтвердила плотная русоволосая женщина в темном деловом костюме с папкой для бумаг подмышкой. - Как вы себя чувствуете?
- Спасибо, никак... - Он понял, что перед ним кто-то из местного менеджмента. - Мне не может быть плохо...
- Вам такси вызвать? - Намек более чем ясный.
- Такси? - удивленно переспросил Петр. - Благодарю, нет. Мне некуда ехать. И не на что...
- То есть? - Деловая женщина дала понять, что ее терпение и такт небезграничны. - Вы приезжий?
- В каком-то смысле... - Петр попробовал разойтись с ней, но межмогильное пространство не позволяло совершить маневр, не толкаясь. - Извините, я пойду...
Марго не уступала дорогу. Она поочередно оглядела обелиски на родительских могилах, напряженно сканируя странного посетителя проницательным взглядом. Непонятный тип. На бомжа-побирушку не похож, но приметы человека соц