Барьер шуршал, скрипел, стонал и медленно опрокидывался перед лицом Марианны. Повернувшись сказать Сиракузу, что он хороший конь, и скормить ему мятную конфету, Кот увидел, как длинная полоса метала и ползучих растений медленно падает с обеих сторон – кусок за куском, будто разбивающаяся о берег волна. Он слышал, как в обоих направлениях вдалеке визжит метал и трещат ветви. Кот удивился. Он не ожидал, что они опрокинут всю штуковину целиком. Но, наверное, так получилось из-за того, что барьер на самом деле был сделан из одного маленького куска.
– Ура! – тихо произнесла Марианна, отпуская веревку.
Хотя барьер теперь выглядел, как куча крапивы, ежевики и сломанных ползучих растений, под ними по-прежнему находился зазубренный метал. Кот отцепил от него веревку, развязал узлы с седла Сиракуза и, пока Марианна деловито вешала трусы обратно на веревку, попытался вырастить над барьером коврик из плюща, чтобы Сиракуз мог безопасно пройти через него. Крестоманси всегда говорил Коту, что он не должен напрасно расходовать силы, так что он подкормил пластину магии, которая прикрепляла веревку к упавшим ползучим растениям.
Выглядело столь же поразительно, как падение всего барьера целиком. Спелый глянцевый темно-зеленый плющ появлялся из ниоткуда, растекался в стороны, завязывался узлами и запутывался шепчущим приливом, за секунды выбрасывая желтоватые цветы, а потом черные плоды. Не в одном месте, как собирался Кот, а по всему упавшему барьеру в обоих направлениях. К тому моменту, когда Марианна повернулась обратно с прицепленными на бельевую веревку трусами, барьер представлял собой вал из плюща, растянувшийся вправо и влево, насколько хватало глаз. Выглядело так, словно он рос здесь годами.
– Ого! – воскликнула она. – А ведь ты обладаешь ведовством!
– Возможно, всё дело в магии этого леса, – сказал Кот.
Он отправил бельевую веревку обратно туда, откуда она появилась, развернул Сиракуза и аккуратно провел его через вал из плюща, а потом – на покрытую мхом дорогу. Пока Марианна с хрустом пробиралась за ними следом, Кот остановился и снял Кларча. Тот немедленно пришел в восторг. Издавая свистящие попискивания, он ленивой походкой направился к ближайшему изгибу дороги. Покрытая мхом поверхность казалась идеальной для его когтистых ног. Сиракуз решил, что она идеальна и для копыт. Он прыгал, танцевал и так решительно рвался следом за Кларчем, что Кота потащило вперед громадными подпрыгивающими скачками, а Марианна поспешила за ними.
С Кларчем во главе они повернули за изгиб дороги. Старая повозка стояла на обочине на новом месте, а рядом паслась старая белая якобы кобыла. Старик позади нее изумленно поднял взгляд от сковородки с грибами и беконом. Он успел только отпустить сковороду и взять себя в руки, когда Марианна рванула вперед и повисла на нем.
– Дед! – закричала она. – О, Дед, значит, ты не умер!
Она уткнулась лицом в потрепанную куртку старика и разрыдалась.
Сиракуз резко остановился, увидев старую единорожиху. Она подняла голову от травы и испытующе посмотрела на него. Луч солнца, наискось падавший между деревьев, выхватил ее рог, заставив его переливаться жемчужно-кремовым, зеленым и синим. Или это был синий, зеленый и белый, как у плиток в Лесном Доме? Сиракуз почтительно подобрался к ней и вытянул нос. Старая единорожиха любезно коснулась его носа своим.
– В нем течет кровь единорога, – мягко заметила она Коту. – Интересно, как это случилось?
Кларч позади нее, выставив клюв, подкрадывался к сковороде с грибами и беконом. Кот подумал, что должен пойти оттащить его. Но Марианна стояла на коленях в объятиях старика и, всхлипывая, говорила что-то личное, и Кот постеснялся мешать им. Однако, пока Кот колебался, старик развернулся и, оторвав одну руку от Марианны, крепко шлепнул Кларча по клюву.
– Подожди, – услышал Кот его слова. – Скоро получишь.
И он снова принялся внимательно слушать Марианну.
– Теперь ты немного больше понимаешь про ведовство? – спросила единорожиха Кота.
– Я… думаю, да, – ответил Кот. – Айрин им обладает. Марианна всё время говорит, что я – тоже. Это так?
– Да. Даже более сильным, чем у моего старого Деда. Разве ты не вырастил только что несколько миль плюща?
Почти год назад Коту пришлось признать, что он кудесник с девятью жизнями. Это было тяжело, но, наверное, благодаря этому теперь ему гораздо проще было признать, что он обладает и ведовством. Он ухмыльнулся, представив себя под завязку набитым всеми видами магии – за исключением той, которой обладал Джо Пинхоу. Но, с другой стороны, подумав над этим, он понял: чтобы оживить чучело хорька Джо использовал ведовство. Как запутанно.
– Да, – ответил Кот. – Можешь сказать, как им пользоваться?
– Я надеялась, что ты спросишь меня об этом, – сказала единорожиха. – Если хочешь, ты можешь оказать тысячам народа то же одолжение, что Айрин оказала домовому.
– О, – произнес Кот. – Где эти люди?
Сиракуз пихнул единорожиху и нетерпеливо фыркнул.
– С тобой у меня будет долгий разговор через минутку, – сказала она ему. – Почему бы тебе не попастись немного на этом вкусном склоне?
Сиракуз вопросительно посмотрел на нее. Она тяжело ступила пару шагов вперед и ласково провела рогом по его гриве. Вся его сбруя исчезла: седло, удила, поводья – всё, не оставив даже недоуздка. На взгляд Кота так он выглядел гораздо лучше. Сиракуз облегченно передернулся с ног до головы, а потом наклонил голову и начал рвать, набивая рот, траву и маленькие душистые растения.
– Если сможешь почувствовать их вкус после всех мятных конфет, что ты съел, – сухо заметила единорожиха и обратилась к Коту: – Позже я верну всё обратно. Народ – здесь. Спрятаны. Заперты, не будучи ни в чем виноваты, если не считать того, что они пугали людей. Разве ты не чувствуешь?
Кот мысленно изучил лес. Тихий, слишком тихий, и тишина не была спокойствием. Та же пустота, которую он чувствовал каждый раз, выезжая с Сиракузом – возле реки и на вересковой пустоши, – а за пустотой были страдание и тоска. То же чувство, что он испытал в Домовом Лесу, когда впервые встретил мистера Фарли. Что касается этого леса, Кот вспомнил, как Крестоманси раздраженно сказал, какое это тоскливое пустое место. Но здесь не было решетки с мертвыми животными, чтобы служить воротами между пустотой и страданием вдали за ней.
– Я не знаю, что делать, – сказал он единорожихе.
Ему ничего не удалось даже с воротами в Домовом Лесу. А что он мог здесь – против абсолютной пустоты?
– Нельзя очистить лес тем способом, которым Айрин очистила плитки.
– Но ты можешь сделать отверстие, – спокойно предложила единорожиха. – Создай путь между задним и передним планом. Обычно дороги так и проходят.
– Я попробую.
Кот встал и подумал. Если представить всё как сцену, наверное, можно сделать пустой лес похожим на плотный занавес, который натянули через настоящий пейзаж и голубую даль позади, а потом прочно закрепили.
– Раздвинуть, как занавес? – спросил он единорожиху.
– Если хочешь, – ответила она.
Проблема состояла в том, что занавес был цельным. Никакой щели, как у занавесок на окнах, где можно взяться за две половинки и раздвинуть их в стороны. Кот и подумать не мог разорвать напополам деревья, траву и кусты. Даже если он был способен на такое, это уничтожило бы всё. Нет. Похоже, единственное, что он мог сделать – найти край занавеса, где бы он ни находился, и потянуть оттуда.
Он поискал край. Занавес уходил вдаль на мили. Словно лист эластичной кисеи, он простирался и простирался – через страну, через континент, по океанам – до краев мира. Коту приходилось тянуться и тянуться, чтобы приблизиться к нему, а эластичный край постоянно ускользал от его воображаемых хватающих пальцев. Кот стиснул зубы и потянулся еще – чуть-чуть дальше. Наконец, его вытянутая левая рука сомкнулась на тонком скользком крае. Он взялся за край обеими руками и потащил. Тот едва пошевелился. Кто-то очень прочно прикрепил его внизу. Даже когда единорожиха подошла и мягко положила рог на плечо Коту, он смог сдвинуть штуковину лишь на дюйм или около того.