Полагалось как-то известить поверженный народ, о том, что он повержен. И помягче надо. Нам же тут жить?! По окрестным городам и селам были посланы гонцы с известием, что казаки «не сделают зла тому, кто добром вернется в свои дома, примет клятву на верность царю Московскому и будет послушен Ермаку».
Фигура таинственного царя Московского до поры нам годилась для большего впечатления.
Из лесов стали возвращаться беглые татары. Их встречали нарочито ласково и даже помогали на первых порах устроиться. Сильно это напоминало раздачу каши в захваченном Берлине и строительство жилья в Грозном.
Но никаких зачисток не происходило, и слух о том, что Ермак — правитель добрый, пошел по всей Сибири. Юрты и кочевья спешили заявить Ермаку о верности, и стучали о всяком передвижении своего бывшего царя Кучума.
Кучум от нечаянного горя совсем одряхлел, почти ослеп и скитался одиноко по Ишимской степи.
А Маметкул, едва затянулись раны, занялся партизанской войной. Очень это был целеустремленный парень. А что ему еще оставалось быть, царство наследное так глупо ускользало из рук? Маметкул курсировал вокруг Искера и захватывал одиночных казаков, возвращавшихся с задания.
Глава 22 1582 Устье Тобола Ожидание ловчего сезона
А что там у нас в устье Тобола? А все нормально. Построены казармы — срубы человек на 20 каждый, запасены дрова — остатки от строительства, набита дичь, засол произведен и быстрая заморозка. Андерсен с местными тоже не враждовал, вел меновую торговлю, карты составлял по рассказам старожилов. И верно, появилось немало свободного времени. Поэтому деловые расспросы перемежались прослушиванием местных песен и былин. Боронбош потихоньку приставал к татарским старикам по поводу Птицы. Не видал ли кто такую, с голубыми перьями, лицом, как у девки, а грудью, как у бабы?
— Не-е. Чтоб, как у бабы и у девки сразу? — не-е!
Так и не взял бы Богдан следа, если б не поменял точку отсчета. Не с личных примет надо было начинать, а с координат на карте. Однажды, разбираясь с растительностью вверенного района, Андерсен нудно расспрашивал местного лешего, куньяка Пешку о лиственнице — чудесном негниющем дереве — и ставил соответствующие значки в местах его обитания. А Боронбош возьми и встрянь насчет дуба: как он по гниению? — сильнее или слабше лиственницы будет?
— Слабше, — уверенно ответил леший.
Стали выяснять, действительно ли верен перевод. Нарисовали желудь. Да, все верно. Это дубовый орех.
— А где ж у вас тут самый дуб? — просто так спросил Богдан.
— Всего-то дуба у нас немного, растет кое-где помаленьку. А САМЫЙ дуб — один, но ходить к нему нельзя, его смерть сторожит!
— Что за смерть такая? — насторожился Богдан.
— Тут, неподалеку. На острове.
— А остров?
— На озере.
— А озеро?
— Пойди, одно тут озеро — Нос-ка?
Богдану показалось, что Пешка потянулся к его носу, и отпрянул.
— Носка озеро, — кивнул старик, — на закат день ехать на санях зимой.
— А летом?
— А летом туда ходу нет, и лодка не плывет, в болоте вязнет.
Богдан потащил старика к себе и стал угощать его брагой последнего завода. И вот что выяснилось.
На озере Носка в 40 верстах от тобольского устья есть островок, аккуратненький такой, кругленький. На нем растет кустарник разный, травы колосятся, и дуб имеется в три татарских обхвата. Место это плохое. Вся земля между кустами усеяна костями животных. Их губит болотный дух Хэ.
— А чего они туда лезут, раз там дух?
— А куда им деваться, когда весной Тобол с Иртышом разливаются и на три дня заливают левый берег до дубового острова. Вот звери там и собираются. А потом их Хэ душит и ест.
— А птицы невиданные там есть?
— Есть маленько!
— Чтоб грудь, как у девки...
— Есть маленько! — старик поперхнулся брагой.
Боронбош задумался, — небось врет старик.
— Есть маленько! — ответил Пешка на немой вопрос Боронбоша.
Через несколько дней Пешка снова прибыл в крепость менять лося на брагу, и Богдан уговорил его ехать на Дубовый остров в разливные дни. Куньяк запросил большую цену. Сверх-цену по тем местам и временам. Желал леший Пешка знать подлинный рецепт казачьей браги! Богдан фальшиво ужаснулся, помялся, почесал «носовой платок», но делать нечего, согласился. И готов был прямо сейчас, по первому снегу отправиться, но Пешка уговорил не спешить. Если, конечно Птица-девка нужна, а не просто на санках покататься да в болото провалиться.
— Птицы сейчас в остяцкой степи, да в Бухаре, — попрощался леший.