Александр Бёлиг.
ЯКОБ КАК АНГЕЛ В ГНОСТИЦИЗМЕ И МАНИХЕЙСТВЕ.
В списке носителей спасения, который Евангелие от Египтян из Наг Хаммади представляет как результат трудов Сифа (1), существуют разночтения между Кодексом III и Кодексом IV. Текст гласит: “Сии великие водители (или “стратеги”, στρατηγος) - Якобос (так в Кодексе III, в Кодексе IV - Якоб) и Феопемптос и Исавель” (2). В своем предисловии (3) редакторы уже акцентировали свое внимание на том факте, что в Новом Завете греческая концовка была использована только в связке с именами современных персонажей, тогда как искомому имени не были приданы черты греческого стиля “когда оно указывало на ветхозаветного персонажа или когда новозаветный персонаж был поименован в церемониальном ключе” (4). Хотя они, очевидно, не разглядели, что в вопросительном пассаже подразумевался именно патриарх Якоб, они, тем не менее, согласились с тем, что само перечисление в этом списке имело целью задать церемониальную тональность этому имени и что в заключении Якобос был представлен как ‘Iακωβος. Следующая трудность состоит в том, что это обращение не к Иакову (в тексте - James; А.М.) Праведному, но к “Великому Якобосу” могло бы, кажется, быть истолкованным как указание на восхождение Иакова (в тексте - James; А.М.) в вышний мир, тем более учитывая то, что в Новом Завете есть упоминание об Иакове (в тексте - James; А.М.) Малом (5). Вследствие той важности, которую имеет Иаков (в тексте - James; А.М.) также и в гностицизме, его восхождение в числе прочих носителей спасения не вызывает удивления. В самом деле, именно к нему оборачивается верующий гностик как к продолжателю дела Иисуса (6). В этом случае авторы Кодекса III вряд ли могли быть вполне осведомлены об иерархическом характере этого списка и вполне могли включить туда “нормальную” форму - ‘Iακωβος. Если, однако, Кодекс III ставит новозаветного Иакова (в тексте - James; А.М.) на место новозаветного Якоба, то такая замена была бы, вероятно, весьма значима, ибо могла быть призвана продемонстрировать очевидность отсутствия понимания этой части текста у писца Кодекса III. Это не будет казаться немыслимым, если мы примем во внимание другие сходные фрагменты (7). Однако версия, содержащаяся также в Кодексе IV, хотя в целом и предлагает нам лучший текст, содержит в себе ряд вариантов, разрушающих его смысл (8). Внешние критерии текстуального критицизма поэтому несущественны для определения, какая же форма текста здесь является корректной. Однако в манихейских фрагментах есть упоминание Якоба как ангела, которое, в связке со свежими исследованиями иудейского материала, проливает новый свет на пассаж в Евангелии от Египтян.
Точку зрения, что Якоб был великим воином и командиром можно отследить назад, к Ветхому Завету. Хотя он (Якоб) бежал только на Восток, он, тем не менее, вернулся во главе значительного войска, но, конечно, не для того, чтобы вести войну против Исайи, но чтобы продемонстрировать примирение с ним. В ходе этого путешествия происходит борьба Якоба с Богом на реке Яббок (9). Из-за нее он получает от Бога имя Израиль, т.к. он боролся с Богом (“Израиль” и есть “борьба”) (10): “Не будешь ты отныне зваться Якобом, но - Израилем, ибо ты боролся с Богом и с людьми и побеждал”. Даже хотя в речениях Балаама Якоб и Израиль упоминались в связке, мы также можем вычитать из них понимание Якоба как великого властителя над подобными воинам героями (11). Ссылка на них сделана также в рукописях Кумрана (12). Такая характеристика содержится и в более яркой детали, встречающейся в Книге Юбилеев. Общепризнанно, что здесь также шла речь о примирении между Якобом и Исайей (13), и Исайя сперва описывался как страстно желавший держаться своей клятвы (14). Его сыновья, однако, в конце концов, убеждают его нарушить клятву и под их знаменами принять участие в войне против Якоба (15). Якоб сперва колебался (16), но затем сокрушил Исайю и завоевал его армию (17). В 4 Ездры Исайя и Якоб также противостоят друг другу. Здесь эти имена использовались как типажи политических личностей (18). Они представляют царства, которые завоевывают друг друга в конце первого и на переходе ко второму эону: “Пята первого эона - Исайя, Рука второго - Иаков. Начало человека - рука, конец его - пята”. Это означает, что с концом Исайи, т.е. Римской Империи, начинается мировое преобладание Якоба, т.е. Израиля. У Филона Александрийского тоже говорится о Якобе как об “Архонте” (αρχων) и “Гегемоне” (ηγεμων), а также как о “Деспоте” (δεσποτης), и в тексте всегда рядом Исайя - даже в их материнском чреве (19).
Представленные примеры уже могли бы быть существенными для придания достоверности Якобу как военачальнику. Но всё еще недостает, однако, какой-либо ссылки на его трансцендентность, которая могла бы быть его характеристикой как сущности, появившейся в списках Евангелия от Египтян и Манихаики. Ибо подобный текст присутствует и в документе грекоязычной иудейской диаспоры. Такова Молитва Иосифа, фрагменты которой всё еще сохранны (20). Здесь Якоб описывает сам себя как ангела: “Ибо я, говорящий вам, я, Якоб-Израиль - ангел Божий, и я - властный дух (21); и Авраам, и Исаак были сотворены прежде всех вещей. Но я, Якоб, людьми нареченный Якобом, зовусь еще и Израилем, “Человеком, зрящим Бога”, коим я был назван Богом, ибо я первородный среди всех живых существ, призванных к жизни Богом” (22). Судя по этим словам, Якоб - пневматическая (духовная - А.М.), ангельская фигура, которому присуще бытие с изначальных времен и в котором находит свое выражение некая монаршая сила. Якоб также, как это часто было в случае Сифа, проецировался в вышний мир. Его особенно высокое положение в ангельской иерархии подчеркивалось в рассказе, живописавшем преображение битвы на Яббоке: “Но когда пришел я из Месопотамии в Сирию, туда явился Уриэль, ангел Божий, и сказал он, что я снизошел на землю и был принят живым средь людей, и я был наречен именем Якоб. Исполненный страсти, он боролся со мной и воевал со мной, и молвил, что имя его должно было довлеть над моим именем и именем всякого иного ангела. Тогда я дал ему свое имя и сказал ему, каков был его Чин среди сыновей Божиих: “Не Уриил ли ты, моя Огдоада, не Израиль ли я, архангел силы Божьей и главнокомандующий среди сыновей Божьих? Не Израиль ли я, первый слуга в присутствии Божьем, не взывал ли я к Богу моему, произнося нетленное Имя?” (23) Здесь Якоб занимает твердую позицию в ангельской иерархии. Ибо Уриил, как высочайший правитель среди звездных ангелов (24), противостоит Якобу-Израилю. Когда Якоб описывает его как свою “Огдоаду”, это происходит потому, что Уриил поставлен восьмым над прочими семью звездными ангелами. Он знает Якоба как ангела, но в Яббоке он желает дать импульс своим собственным притязаниям на суверенность. С другой стороны, автор этого документа демонстрирует, как возвышенный Якоб-Израиль действует в качестве архангела и в качестве могущественного начальника небесного воинства. Именно отсюда становится ясно, что идея небесного “Стратегоса” Якоба берет свое начало в иудаизме.