– Собственно, мы вот по какому делу.. наш бывший председатель Куаньяр собирался к вам сам, еще 14 числа, но сдав должность, уехал в Париж и оставил для вас письмо.. – Пикси вытащил из-за потёртого обшлага сюртука сложенную вдвое бумагу, – конечно, я мог бы придти и один..», – сделал неопределенный жест рукой, – но хотелось убедиться, что вы никуда не сбежали..
– Не было и в мыслях.. я не собираюсь эмигрировать.. Так что вам предложить, коньяк или бордо? Заметьте, граждане, я принимаю вас искренне и даже с некоторым удовольствием…
И тут же недовольно поморщился. Вот же вырвалось такое, подумалось с досадой. Но надо же думать о детях и племяннице.
– Можно и без удовольствия, господин хороший! Ты уже не смеешь приказать слугам избить нас и выгнать вон, затравить собаками, как в ваши добрые старые времена!, – нервный озлобленный возглас вырвался у одного из товарищей Пикси.
– Я никогда никого не приказывал бить и травить собаками, ваш гнев не по адресу, любезный! – не сумел сдержаться де Бресси.
Пикси отозвался, сделав успокаивающий жест, он откинулся на спинку стула, деловито поправив шерстяной красный колпак с кокардой:
– Куаньяр советует вам уехать в другой город, в крайнем случае, если Арман станет особенно агрессивен, подумайте об этом. Но он же категорически предостерегает вас от эмиграции. Вам ясен смысл того, что произошло 20 июня? Жирному Луи крышка и это уже вопрос времени.. Мне коньяк.. гражданин..
– А водки нет?, – вдруг живо отозвался сидящий рядом с ним мрачный субъект. Пикси недовольно оглянулся на товарища, тот ничуть не смутился, расположившись в кресле уверенно и вальяжно.
Слуги переглядывались, ожидая взрыва благородного возмущения хозяина и боясь за себя и за его жизнь, но граф остался спокоен, по крайней мере, с виду.
– Кальвадос, – спокойно отозвался окруженный санкюлотами де Бресси, его самого было уже сложно смутить, – но отчего не пришел ваш новый председатель?
По губам Пикси скользнула свирепая усмешка, рука с рюмкой опустилась, пригнув голову, он зарычал:
– А вам хотелось бы увидеть Жака Армана?! Была бы воля Армана висеть бы всем вам на ближайших фонарях!
Прислуга в ужасе закатывала глаза и крестилась, когда незваные гости не могли этого увидеть.
– Вы такого же мнения?, – лишь с виду невозмутимый, граф нервным жестом поправил пышный галстук, который вдруг начал его душить.
Граф уже успел заметить, что подчеркнутая грубость и жестокость представителей революционной власти большей частью проявлялись лишь на публике и в рабочем кабинете, при встречах же в неофициальной обстановке многие из них держали себя вполне спокойно и даже вежливо.
Странно, думалось ему, они словно соблюдают какой-то таинственный ритуал или реализуют собственные фантастические представления о том, как надлежит себя вести «истинному республиканцу».
А может каждый опасается в глазах товарищей выглядеть слишком мягким и ненадежным? При этом способность к сочувствию явно считается у них нежелательной, опасной и подлежащей жесткому осуждению. Чудеса, да и только…
Пикси залпом проглотил коньяк и поднял на хозяина дома мрачные глаза, ответ его, однако, показался уклончивым.
– Так думает Жак Арман.. и некоторые другие товарищи, но многие настроены к вам вполне терпимо.. Мы слишком уважаем Куаньяра, он оставил мне некоторые инструкции, и.. вам с нашей стороны ничто не угрожает.. и особняк ваш останется цел, но..только не вздумайте эмигрировать!
Де Бресси задумчиво покачал головой, да, он как раз собирался уехать, но в Париж, а не за границу, ведь «самое темное место – под фонарем»:
– Может это и разумный совет.. Но одну минуту.. гражданин Пикси, сейчас подадут обед.. надеюсь, граждане, вы не откажетесь разделить его с моей семьей?
Пикси слегка поперхнулся коньяком и бросил на графа недоверчивый хмурый взгляд, но, не обнаружив, ни тени насмешки или страха выразительно наклонил голову в знак согласия.. не каждый день его принимали в графском особняке и он не мог себе отказать..
Один из товарищей Пикси, заложив ногу на ногу, обувь не поддавалась ни чистке, ни описанию, бешеным взглядом мерил хозяина дома, и наконец, решился нарушить молчание:
– Что, аристократ… не нравится тебе наше присутствие.. в мыслях надо думать, перевешал бы всех нас.. вот досада, – в тоне послышалась злая ирония, – а терпеть придется.. непривычно, правда, господин граф?! А фонаря вы не боитесь, ваше сиятельство?!