Де Бресси напрягся, Бог знает, что придумают эти агрессивные и вооруженные, а теперь и подвыпившие люди, окружившие его со всех сторон?
Пикси нахмурился и бросил властно:
– Помолчи, Лувэ, по существу ты прав, но это явно не твой день…
Смех санкюлотов над грубияном Лувэ успокоил хозяина, значит, далеко не все были настроены так кровожадно, как хотели изобразить.
Многие из них рассеялись по гостиной, своим воинственным видом распугивая прислугу, разглядывая картины, дорогие безделушки и статуэтки, мрачность и подозрительность забавно сочеталась с детским любопытством и наивностью дикарей Руссо. Эти люди никогда не видели господский дом изнутри.
Компания перешла в столовую. Слуги подали обед. Из дальних комнат пришлось выйти молоденькой дочери и племяннице графа и мальчику-подростку, сыну де Бресси.
Несомненно, сам хозяин держался лучше всех, девушки были бледны от ужаса, за поведение сына де Бресси очень переживал, страх в глазах подростка сменялся открытым отвращением и ненавистью, это было совсем небезопасно.
Когда сытая и подвыпившая компания за столом занялась беззаботной болтовней, будто каждый день их приглашали на обеды в господский особняк, де Бресси, поймав злобный взгляд Лувэ, обратился вполголоса к Пикси:
– Гражданин.. этот человек считает мою племянницу и ее подругу.. виновными в том.. что с ним жестоко обошлись.. прошу вас поверить.. они не так воспитаны…
– Я сам был свидетелем этой поганой истории.. я знаю, девчонки не давали такого приказа, но сударь.. кучера знатных господ привыкли так действовать и без всяких особых указаний.., – и встретив протест в глазах де Бресси, вяло отмахнулся, – я и многие другие.. уважаем Куаньяра.. вас не тронут. Захочет ли принять извинения бедняга Лувэ, не знаю, я могу поговорить с ним, согласится ли Арман, с тем, что мы делаем для вашей семьи исключение?.. Думаю, никогда, с ним говорить очень трудно, почти невозможно, чуть что не так и весь кипит бешенством – и неожиданно поднял бокал и обратился к 19-летней племяннице де Бресси, – выпейте с нами, мадемуазель.. за здоровье нации! Кажется, отличный повод и ничего дурного в этом нет! Разве мы все не французы? Вы так не думаете, господин граф? – в тоне беззлобная насмешка.
Граф закусив губы, молча, кивнул, и бросил на девушек выразительный взгляд. Ради Бога, не покажите возмущения или враждебности…
– Конечно, мы не отказываемся!, – личико Луизы де Масийяк было очень бледно, голос еле слышен, тонкая дрожащая рука подняла бокал, – за здоровье нации, граждане!
Развеселившиеся гости ушли лишь через три часа. Девушки были в полуобморочном состоянии, у сына де Бресси на глазах злые и бессильные слезы, сам граф, молча сел в глубокое кресло, расстегнув воротник и сняв галстук.. Верная прислуга наперебой выражала злость, возмущение и сочувствие…
– Всё, моему долготерпению конец, завтра мы все уезжаем.. и не в Лондон, не в Вену, а прямо в Париж! Заглянем в гости к Жюайезам! И возможно, я еще сумею пригодиться Его Величеству… если уже не поздно…
Рождение Французской Республики. Штурм Тюильри
Людовик XYI с Марией-Антуанеттой с виду уступчивые и миролюбивые, втайне забрасывали королей Великобритании, Испании, Пьемонта, Неаполя, императора Австрии письмами, в которых настаивали на скорейшей интервенции и признавали все свои уступки парламенту фальшивыми.
В 1792 году королева Франции пересылала своему родственнику императору Австрии планы французских военных кампаний, что привело к ряду поражений французской армии. Как это иначе квалифицировать, кроме как государственную измену?
Как уже было сказано, события 20 июня 1792 года инспирированы жирондистами, с помощью Антуана и Сантерра, поднимавшего рабочие предместья, это была демонстрация силы, призванная запугать слабовольного короля и вынудить его вернуть отправленных в отставку министров Жиронды. Именно поэтому мэр Петьон демонстративно явился так поздно.
Левые же, по совету Робеспьера от участия в акции уклонились. У них другая цель, им не нужно просто подчинить короля своему влиянию, им желательно устранить монархию в принципе.
Итак, говоря на языке санкюлотов и папаши Дюшена: «Австриячка – мать родная, а Бурбон – отец родной, на хрен нам родня такая, лучше буду сиротой!»
Штурм Тюильри и арест королевской семьи 10 августа 1792 года по сути новая революция, день рождения Французской Республики.
Но сколь многие конституционные монархисты, а также бриссотинцы, срочно становились республиканцами вдогонку событиям, дабы не утратить свою власть и влияние.