Даже импульсивный и резкий Марат вдруг заявил о «новом курсе» на примирение всех революционных сил и о своем неприятии анархии и раздора в опасный для Республики час. Его внезапному миролюбию немало способствовали люди из его ближайшего окружения, они буквально ходили за ним… Дантон готов был подать руку лидерам Жиронды…
Но те высокомерно и презрительно отвергли мирные предложения якобинцев, этих, как жирондисты их крестили «защитников нищей черни».
И так агрессивно вели себя именно те люди, которые в своих речах и сентиментальных мемуарах, написанных уже в тюрьме, всегда позиционировали себя как «благородных гуманистов и миротворцев»…
10 августа 1792. Норбер с друзьями в Тюильри..
Шумная кричащая толпа заполняла улицы, более всего было в ней бедно одетых людей, вооруженных ружьями и саблями, это парижане из рабочих кварталов Сент-Антуан и Сен-Марсо и смуглые как ирокезы энергичные южане из Прованса, федераты. Можно заметить, что двигались люди весьма организованно, совсем не стихийно.
Стройными рядами шли длинноволосые мускулистые парни в красных колпаках, вооруженные саблями, пистолеты за поясом, с пиками наперевес , многие были вооружены ножами, привязанными к длинным палкам.
Красавцы! На губах Куаньяра против воли возникла добродушная горделивая усмешка. Санкюлотов с интересом разглядывают девицы, некоторые женщины даже присоединяются к колонне, идут рядом со своими женихами, мужьями и братьями… Таким народ вы еще не видели, господа? Тряситесь, хозяева жизни, ваш час настал!
Марш задавал выразительный, энергичный и мрачный ритм «Ca ira»…
«Ah! Ca ira, ca ira, Ca ira!
«Аристократов на фонарь!
Их перевешать всех пора.
Мир деспотизма, умирай!
Не нужно нам дворян с попами
И Равенства наступит рай!
…
А вот финансист, заплывший жирком
Что нас обирает тайком.
Ах, будет так! Будет так! Будет так!
Мы разгоним свору мятежных вояк
Мы аллилуйю поём, что ни шаг
А на врага пусть находит столбняк
Ах, будет так! Будет так! Будет так!
Будем веселиться, Марго и Жак!
Нос если высунет аристократ
В рожу ему рассмеётся наш брат…»
«Са ира» тут же сменила «Карманьола»:
«Я – санкюлот!
Горжусь тем я, назло любимцам короля!»
«Мадам Вето могла грозить
Всех нас в Париже перебить,
Но дело сорвалось у ней –
Всё из-за наших пушкарей.
Отпляшем карманьолу! Славьте гром!
…
Мосье Вето мог обещать
Отчизне верность соблюдать
Нарушено – то слово им,
И мы пощады не дадим!»
Случайные прохожие по ходу движения колонны вливались в их ряды, кто сознательно, кто просто был увлечен толпой, но численность их увеличивалась.
Но в некоторых солидных особняках виднелись мрачные и испуганные лица, хозяева демонстративно закрывали ставни!
Неприязненно надувшийся, щёгольски одетый юнец лет 20, опасливо и хмуро наблюдал за колонной и вдруг закричал в голос:
– Долой якобинцев, проклятых убийц!
От колонны отделился высокий мужчина в красном колпаке и карманьолке, и парень заработал сильный удар кулаком по макушке сверху вниз, и во весь рост растянулся на тротуаре. Научись отвечать за свои слова, «золотая молодежь»!
На королевский дворец, оцепленный швейцарскими гвардейцами, шли как на Бастилию в 1789-м! Са ира!
Подготовка восстания 10 августа.
В 11 ночи 9 августа секция Кенз-Вэн выдвинула предложение, чтобы каждая секция Парижа выделила по три делегата с целью принятия срочных мер по спасению государства и 28 секций ответили согласием, так образовалась новая повстанческая Коммуна. Карра и Шометт отправились в казармы марсельских федератов, Сантерр поднимал санкюлотов предместья Сент-Антуан, а Александр предместье Сен-Марсо.
С 12 ночи до 3 часов утра старая легальная и новая повстанческая Коммуна работали одновременно: новая организовывала нападение на Тюильри, а старая вызвала командующего обороной Тюильри в Ратушу, расстраивала оборону дворца.
Прокурором новой Коммуны был назначен Пьер Гаспар Шометт, заместителем Жак-Рене Эбер.
Только к семи утра фарс двоевластия был наконец прекращен, члены новой повстанческой Коммуны в краткой форме сообщили прежним коллегам, что они освобождены от своих обязанностей, при этом при исполнении они оставили мэра Петьона, прокурора Манюэля и его заместителя Дантона, а уже через час началось наступление на Тюильри.
В отличие от Бастилии дворец Тюильри, был очень хорошо охраняем, и руководители восстания, кажется, должны были трижды подумать, прежде чем бросать своих необученных и недисциплинированных добровольцев на штурм.