Теперь сама.
Когда двое сирот друг дружку нашли — как радовалась…
Маленькой ей все песни пела, сказки рассказывала… Жалела, баловала… Грела вечерами руки, они в ту пору уже болели, а Оля перед печью развешивала простыню и представляла сказки.
Василиса, доченька…
Все проверила, все на месте было… Ноженьки маленькие, в туфельках лаковых, то ходили-гуляли, теперь совсем не будут ходить…
Морозит. Вот и покров скоро.
Бывало, постоишь на берегу, посмотришь… Поможет…
Теперь разводья одни останутся посреди льда.
И снегом все заметет…
Совсем тихий перед бабой Варей был Яконур.
Стояла на берегу… Высокая, прямая.
Лицо ее непроницаемо.
Руки ее опущены.
Внезапно взгляд его упал на собственную руку.
Удивление. Сначала — просто удивление.
Вдовин приподнял ее, впервые ощущая ее вес и как оценивая его; медленно, осторожно пронес по воздуху перед собой. Остановил у сухих глаз. Долго внимательно рассматривал. Сколько на ней всего…
Затем — страх…
Когда успело это произойти? Не заметил… Старая рука. Старая… Много ли еще там отмерено? Насколько меньше того, что уже было?..
Потом испуг, смущение.
Это видно… По его рукам видно. С лицом, голосом можно сделать что-то; руки выдают…
Спрятал.
Он был один на этой тропинке; прятал от себя.
И снова, вынув руку из кармана, медленно пронес ее перед собой и остановил у глаз. Поворачивал, рассматривая.
Вот…
На ладони, на пальцах проступали следы…
Земля, смешанная с песком… Всего лишь земля, смешанная с песком.
Этот тип, как его, Баранов, нигде не обходится без такого!
— Теперь, товарищи, сюда, бросим земли в могилу, чтоб земля была пухом уважаемому товарищу, сначала родственники, где родственники, подходите сюда, пожалуйста…
Земля тогда показалась Вдовину теплой в руке.
Размял, чтобы не комком, чтобы не услышать стука о дерево…
Нет, нет!.. Нет.
Чтобы в самом деле помягче ему было…
Быстро спрятал руку.
От себя.
Закопали… Жил человек; закопали.
Герасим говорил не как коллега или ученик! Как родной Элэл по крови…
Герасим, собственное родство с которым было для Вдовина ощущением давним и явственным.
Он видел в Герасиме много того, что было в нем, было — и от чего сам отказался; ту самую другую половину себя, о которой так и не смог позабыть… Отсюда и особенность отношений, его постоянное внимание к Герасиму… Когда же Герасим враз переменился, приняв его, вдовинское, — казалось, можно было радоваться, ведь он одержал верх, ведь это было подтверждение правильности его собственного жизненного выбора; но разочарование и обида пришли ко Вдовину; обманутые ожидания, вторичное поражение в его жизни, а от окрепшего ощущения родства — только еще горше, и Вдовин, с постыдной для себя неприязнью к Герасиму, мстил ему — за себя, за несостоявшиеся возможности, варианты своей судьбы, за то, что не осуществил Герасим его самые главные и самые тайные надежды…
Сегодня не почувствовал ревности. Лишь облегчение.
В сегодняшнем его поражении была его победа. Так нужная ему, такая долгожданная! Вдовин был удовлетворен выбором Герасима. И благодарен ему; словно вследствие этого его, Вдовина, другая, лучшая половина все-таки уцелела — и, отделившись от него, возродилась и начала в конце концов свое существование.
Сам же он, половина, избранная им…
Кто скажет о нем? Саня?.. Что скажет Саня?
Место в мире! Вдовину хорошо были известны два класса отношений учеников с учителем: когда возникает проблема, кому взять на себя хлопоты с наследием и издание трудов; когда такой проблемы не возникает. Эти ребята, едва подошел срок готовить материалы для симпозиума, составили доклад Элэл из своих работ. «Да, это наше», — ответил Грач. Как-никак Вдовин исполнял обязанности директора и мог задавать вопросы! «Это наше», — повторил Грач.
Как говорить обо всем этом с сыном?..
Удел всех живущих на Земле… Но с чем ты к нему пришел… И что оставил!
С юношеской поры, трудной для него неравной борьбой с родителями за собственное достоинство, Вдовин сохранил воспоминание о картинах, которые любил тогда представлять себе. Вот он, взрослый, с друзьями — с ровесниками, с друзьями старше себя, младше; их соединяют способность подняться над мелкими страстями и потребностями, духовность и благородство их отношений; они ведут беседу, неторопливую, доверительную, и он, такой же, как они, также говорит и, говоря, ощущает в их внимании, видит в их глазах одновременно естественную и волнующую его отзывчивость сердца и ума… Его притягивали мечты о счастье, а не о временной или частичной защищенности, о высоком, а не об успешном…