— Не помнит только, что бить животных негуманно, — говорит Шевчук.
— А держать команду без берега — гуманно? — задает вопрос Голявкин.
— О заходе в порт разговор будет потом, — прерывает Голявкина Шевчук. — Сейчас мы разбираем — почему драка.
— В том, что ударил, виноват, конечно, — говорит Ивонтьев. — Такую мразь надо было просто за борт выбросить.
— Думаешь, что говоришь? — сердито хмурит брови Шевчук.
— Думаю, — отвечает Ивонтьев. — Я понимаю, что говорю не то, и, конечно, не стал бы бросать его за борт — все равно он не утонет. Дерьмо не тонет.
Матросы дружно хохочут. Они явно на стороне Ивонтьева.
— Он оскорбляет меня, прошу записать в протокол! — вскакивает Дворцов. — Да еще при начальстве. И начальство потакает ему. — Он уже наступает. — За это начальство должно понести ответ.
Носач багровеет, но сдерживает себя. Шевчук призывает собрание к порядку. А Голявкин, пытаясь заступиться за дружка, бьет на жалость:
— Он в детдоме воспитывался, сами знаете. Надо это учесть.
— Из детдома не он один, — подает голос Фомич. —Я тоже из детдомовцев. Еще тридцатых годов.
Для меня это — неожиданность.
Кончилось все это тем, что и Дворцову, и Ивонтьеву вкатили по выговору. Кто-то предложил лишить их премии. После окончания рейса, если план будет перевыполнен, нам дадут премию. Правда, это еще на воде вилами писано. Будет план, нет, никто не знает.
— Еще раз подерутся—лишим, — обещает Носач. —-Пойдем навстречу пожеланиям трудящихся.
— А если — еще? — насмешливо спрашивает Голявкин. Он все время задирается.
— А если — еще, то под суд! — рубит Носач.
— Теперь вопрос о соцсоревновании, — говорит Шевчук. — Думаем заключить договор с траулером Севастопольской базы. Парное соревнование на этот рейс, потом на год, потом на пятилетку...
— На бумаге только и будет это соревнование, — говорит Днепровский.
— Почему на бумаге? — поднимает брови Шевчук.
— Потому что люди-то меняются каждый рейс, —поясняет лебедчик. — Через четыре месяца из нас тут многих не будет.
— Команда меняется, — соглашается Шевчук, — но судно-то остается. Есть же у нас гвардейские корабли, гвардейские дивизии. Они в боях получили это звание. Но тех людей, что завоевали это звание, там уже нет давно. А звание-то осталось. Сыновья, внуки несут это знамя. И оно обязывает. Разве мы не можем заработать почетное звание судна, дающего продукцию только, отличного качества?
— Нам и так дается задание выпускать продукцию только первого сорта, — замечает Соловьев. — На второй сорт задания нет, а на плохую продукцию тем более.
Матросы улыбаются: положил старший тралмастер первого помощника на лопатки, подловил.
— Задание-то дается, — сердито вставляет слово Носач. — А выпускать-то выпускаем.
— Вот и надо сделать так, чтобы выпускали только первый сорт, — подводит итог Шевчук. — А соревнование с севастопольцами будет стимулом. Неужели мы хуже их?
За соцсоревнование проголосовали дружно.
— Было бы что получать в кассе, — хмыкает Голявкин, — а то вкалываешь, вкалываешь...
Голявкин задел все же больную струнку.
— Рыбы стало меньше, а планы растут, — говорит Зайкин.
— План будет расти, — неумолимо подтверждает истину капитан. — Это понятно. А что касается рыбы, — да, рыбы стало меньше. Но ее стало меньше в тех местах, где привыкли ловить. А есть другие районы, и еще не изучено хорошо поведение рыбы, ее миграция. Она то появляется, то исчезает. А куда? Никто не знает.
— Ну так идемте в те места, где рыба! — восклицает Голявкин.
— Бегать по океану невыгодно, это тоже — деньги. Иногда выгоднее ждать рыбу на месте, — отвечает Носач. — Позавчера «Астероид» обнаружил огромные косяки скумбрии. Но взять ее пока не можем. Она на глубине четыреста метров. И куда пойдет она — не знаем. Может, она вот здесь, у нас появится. — Он показывает пальцем в палубу. — Подождем разумное время.
— Вы-то никогда в прогаре не будете, — бурчит Голявкин. — А матрос будет лапу сосать.
— Становись на мое место, командуй. А я на твое, — предлагает Носач. — Только, дорогой, на твоем месте я сработаю, а ты на моем нет. И сам прогоришь, и другим не дашь заработать. Пожалуйста, иди в рубку, командуй. Будем говорить откровенно — ни ума у тебя не хватит на это, ни знаний.
Среди матросов оживление, они с насмешкой поглядывают на Голявкина. Слышатся реплики: «Капитан Голявкин!», «Бери выше — начальник промысла!», «Ценный руководитель!» Голявкин озирается, отбрехивается, но одному от всей команды не отбиться, все равно на лопатки положат.