Опять настиг меня этот вопрос и мучает с возрастающей силой. У меня были уже страшные ночи на берегу. Я хорошо помню тот ужас. Мне тогда говорили, что идет возрастная биологическая перестройка организма и сознания, что, мол, это неизбежно для каждого мыслящего человека, когда он в определенном возрасте начинает понимать, что он — смертен, в отличие от молодости, что бездумно считает себя вечной. Другие говорили: «Да плюнь ты на это! Давай лучше выпьем. Тут, знаешь, без поллитры не разобраться. Зачем тебе все эти высокие материи? Смотри, сколько девочек ходит».
И я «плевал на все».
Но теперь-то перестройка организма, о которой толковали медики, закончилась, тот возраст мой давно минул! Так почему и сейчас мучает сознание непознаваемости мира и своего предназначения? Или работа мысли происходит всегда независимо от нашего желания?
Многое можно передумать в ночную спокойную вахту, когда никто не мешает, когда штиль, когда горизонт не расцвечен огнями идущих навстречу судов, когда можно на штурвале «приятственно» расслабиться, когда где-то тут (в каких-то сотнях миль!) острова, на которых бывал Магеллан.
Я всегда хотел попасть в тропики: пальмы, лианы, неведомые плоды на неведомых деревьях, экзотические картинки жизни жарких стран, как гогеновский Таити. Но пока ничего такого еще не видел. Вода да вода, работа да работа. А воды я насмотрелся и в своей молодости во время морской службы и работы наработался. Канарские острова, возле которых болтаемся, мы еще ни разу и в бинокль не видели, хотя оттуда и доносит пряный аромат каких-то фруктов и цветов. Канары будут потом, в конце рейса, и они поразят меня не столько тропической экзотикой чужого мира, сколько просто своим видом, что вот перед тобою земля. Мы полгода не будем видеть берега. Никакого! И вдруг увидим. И это будет как чудо! Какое счастье —ступить на землю!
Долго тянется ночная вахта.
Обо всем можно подумать. Даже о смерти своей. Но думаю о ней нестрашно, потому что не наступил еще час ее, еще не заглянула в глаза, я еще надеюсь, что жить буду долго. Но придет время, придет же оно, когда жизнь моя соскользнет с параболы или синусоиды в небытие! Когда это будет, мне не дано знать. И слава богу, что не дано! Я еще надеюсь побарахтаться в этом «прекрасном и яростном мире», лучшем из миров, как утверждают умные люди. А может, потому и утверждают, что других миров не знают и не помнят?
Почему человек кричит, появляясь на этот свет? Может, это ужас рождения? Человек приходит сюда из другого мира, из другого состояния. Может, младенец кричит от такого же ужаса, что охватывает человека в конце жизни, — ужаса перехода из одного мира в другой? Ведь рождение — это тоже смерть, конец существования в одном мире и начало в другом, переход из одного состояния в другое. Никто не помнит часа своего рождения, а разве кто помнит час своей смерти? Никто не помнит и не может рассказать о том моменте, когда он пересек временную и пространственную грань жизни и смерти. А может, эта грань, видимая и осознанная нами с этой стороны, с нашей, не есть Истина? Может, есть взгляд и с другой стороны? И какая из этих сторон настоящая?
Нет, черт знает до чего можно додуматься на пустой вахте! Когда шум, толкотня, когда отдается или выбирается трал, некогда думать, не до философий. Знай успевай поворачивайся.
И все же удивительно: все останется как есть на земле, а меня не будет! Океан останется, вот этот океан, будут корабли, и кто-то будет стоять ночную вахту, как я сейчас, будет смотреть на звезды и думать о Вселенной и о своем месте в ней, будет задавать неразрешимые вопросы, а меня не будет. Где я буду? Куда денусь?
Ну тело распадется на частицы, Но куда душа моя уйдет? — спросил поэт однажды. И никто ему не ответил.
Может, туда? Я смотрю на звезды. Одни утверждают— туда, другие уверенно говорят — нет. А куда?
Космос вверху, космос внизу.
Думаю о том, что о верхнем космосе мы знаем куда больше, чем о нижнем, по которому плывем. Мы вверх проникли дальше, чем в глубь океана. Не странно ли! Совсем недавно человек начал завоевывать безвоздушное пространство и уже многого достиг, а вот об океане, из которого вышла жизнь на сушу и на берегах которого человек живет миллионы лет, он практически ничего не знает.
Наша «Катунь» как ковчег в ночном океане, но я не чувствую себя Ноем, хотя мы сейчас действительно совсем одни —ни огонька кругом, ни звука. Кажется, что мы одни во всей Вселенной. Еще никто не доказал, что человечество не одиноко в мироздании, хотя гипотез сколько угодно.