Со всех сторон кричат матросы, каждый видит свое пятно, и каждый хочет, чтобы повернули именно туда, куда показывает он.
— Прямо руль! — еще раз повторяет капитан. Это — чтоб я не поддался ажиотажу и не стал бы крутить траулер направо-налево.
— Э-эх!—разочарованно кричит с мачты Володя. — Такой косяк прохлопали! Двадцать тонн верных.
— Не-ет, вон тот, справа, надо было брать, — вздыхает Эдик.
А океан «кипит», куда ни глянь! Зеленая вода желтеет пятнами, будто ржавчиной схвачена. На минуту передаю штурвал Гене и выскакиваю на мостик — поглядеть на эту долгожданную рыбу.
Луфарь плещется у самого борта. В чистой воде его хорошо видно. Он похож на тунца, если сверху глядеть. У него сейчас нерест. С борта видно, как самки переворачиваются на спину, белея брюхом, и выпускают желтую икру. Самцы трутся рядом, поливают икру белой молокой. Свершается великий, всевластный закон природы— закон продолжения рода.
БАЛЛАДА О ЛУФАРЕ
То был танец любви, превратившийся в танец смерти.
То была любовь, у которой не было будущего.
То были мгновения жизни пред вечностью небытия.
Но они не знали об этом и, забыв обо всем, отдавались великому таинству, святым минутам продолжения рода своего.
Она нежно терлась о его сильное молодое тело, трепетала, подныривала под него, переворачивалась туго набитым светлым брюхом вверх, испускала длинную нить полупрозрачных желтых икринок, сразу же начинающих расплываться легким туманным облачком, но Луфарь в тот же миг белой струей молоки орошал икру.
В танце любви Она была нежна и трепетна, Луфарь — могуч и неутомим. Шло великое таинство возникновения новой жизни.
Это был тот предназначенный природой час, ради которого, рискуя жизнью, они и приплыли из дальних мест на эту заложенную в их генетической памяти отмель и встретились в теплом приповерхностном слое океана, под синим небом, в прекрасный солнечный день.
Но прежде чем Луфарь и Она начали свой танец любви, прежде чем они нашли и выбрали друг друга в огромном скопище сородичей, собравшихся сюда со всего океана, Луфарь выдержал схватку с Пятнистым.
После того как они потеряли друг друга в отравленных нефтью водах, когда Пятнистый увел за собою половину стаи, а Луфарь, едва избежав гибели, вывел остатки сородичей из смертельного облака, они встретились здесь, где испокон века происходило продолжение их рода.
Луфарь и Пятнистый одновременно заприметили Ее, поняли, что Она готова приступить к танцу любви, и с разных сторон устремились к Ней. Пятнистый попытался отогнать Луфаря сильными ударами хвоста, но Луфарь не отступил, и у них произошла схватка, как тогда за власть над стаей. Но схватка была короткой и нежестокой — свободных самок, готовых к продолжению рода, было много. Луфарь в необузданном стремлении стать Ее покровителем нанес несколько сокрушительных ударов хвостом сопернику. И Пятнистый, уже не очень надеясь на свои силы, уступил красавицу, да и Она явно отдавала предпочтение Луфарю.
Луфарь, гордый своей победой над Пятнистым, тут же забыл о нем и, охваченный любовным неистовством, заскользил в безостановочном танце вокруг Нее, то легко касаясь избранницы боком, то плавником, то ласково задевая хвостом или мягко хватая губами Ее спинной плавник, легонько толкал Ее носом, приглашая и торопя.
Они отплывали от молочно-желтого облачка только что оплодотворенной икры, что медленно растекалась в теплом океанском течении, и снова нежно терлись телами, скользили друг над другом — вели нескончаемый хоровод любви. Запах икры и молоки, исторгнутых из них, потаенный запах зарождения новой жизни заполонил все вокруг.
Занятые продолжением рода своего, они не обращали внимания на то, что в танце принимают участие множество рыб других пород, и совсем не для того, чтобы дать жизнь новому поколению. Не боясь и не прячась, они кидались с открытым ртом в самую гущу танцующих луфарей и пожирали свежую икру, уничтожая тысячи и тысячи будущих рыб. В любовном неистовстве самки продолжали метать икру, а рыбы-пожиратели тут же уничтожали ее. Это был не только праздник любви, но и губительный пир.
Уже многие сородичи, истощенные, исполнив непреложный закон продолжения рода, обессиленно опускались в нижние слои отдыхать, набираться сил для дальнейшей жизни, а Луфарь и Она все еще продолжали любовный танец. Они ничего не видели, ничего не слышали вокруг.
Они не замечали, что на них неумолимо надвигается что-то огромное и черное. И только когда над головой, где голубовато переливался тонкий поверхностный слой воды, вдруг, стремительно застя свет, возникла огромная тень судна, они в испуге кинулись в спасительную, как им казалось, глубину. Они не знали, что мчатся в загон из частых крепких ячеек зеленого цвета, невидимых в зеленой толще океана, и что эта прозрачная сетчатая стена медленно и пока еще незаметно сбивает всех луфарей в плотную массу.