И вдруг вспоминаю, как меня застраховали перед отходом в рейс. Не успел я еще и оглядеться в каюте, как без стука решительно вошли две женщины.
— Член экипажа?—почему-то строго спросила энергичная полная дама в рыжем заграничном парике.
Несколько растерянно, потому как еще не привык считать себя членом экипажа, я все же ответил утвердительно.
— Застрахован?
— От чего?
— От всего. — Полная дама многозначительно изломила густую и по-мужски широкую бровь.
— В море первый раз? — спросила женщина помоложе, с натуральными волосами.
Я пояснил дамам, что последний раз был в море двадцать два года назад.
— Перебор, — заключила дама в парике, видать любительница карт, и разложила на столике бумаги. У меня возникло ощущение, что каюта теперь не моя и мое присутствие здесь возможно только с разрешения этих женщин. Весьма энергичные дамочки.
— Итак, на три тыщи рэ! — безапелляционно заявила дама в парике. — Заполняю.
Я попытался было выяснить и об этих «трех тыщах рэ», и о страховке вообще.
— Вы знаете, что такое море? — с вызовом спросила дама в парике и строго посмотрела на меня. Взгляд у нее пистолетный, не всякий выдержит. — Это шторм (загнула палец), это ураган (загнула другой, с золотым кольцом), это волны (загнула третий, с перстнем). Вышел на палубу — и тебя уже нет (загнула еще один палец, опять с кольцом). Что скажет жена? (Загнула последний, и перед моим носом оказался довольно крупный кулачок и, видимо, крепенький.) Ну?!
Я посмотрел на этот милый кулачок с золотым кастетом из колец и перстней и подумал: «Бьет. Мужа бьет». И сдался.
Они мигом оформили документ, и моя драгоценная жизнь была надежно застрахована. Теперь нам не страшен серый волк и волны, которые только и ждут, когда я появлюсь на палубе.
Обворожительно улыбаясь, дамочка помоложе вручила мне на память листок с годовым календариком на одной стороне и с белоснежным лайнером на другой. Видимо, это тоже входило в заботу о человеке.
Все же дорого я стою. Три тыщи рэ! Шутка ли! Запоздало пытаюсь объяснить, что я, так сказать, не совсем настоящий матрос, я всего на один рейс, и, возможно, стою гораздо дешевле.
— Понимаем, понимаем, — перебила дама в парике. — Из надзора. Все равно страховаться надо.
То за комиссара меня принимают, то за работника рыбнадзора. Почему-то внешний вид мой никак не тянет на матроса. Когда энергичные дамочки удалились, я посмотрелся в зеркало над умывальником, пытаясь понять, отчего все же меня никак не хотят признать за рядового матроса траулера «Катунь»? Наверное, из-за седины. К моим годам рядовыми матросами никто не плавает. Все уже достигают каких-то чинов. А я чего достиг? Эй, парень, ты чего-нибудь достиг в этой жизни? Молчишь.
Зато не молчала судовая радиотрансляция. Второй штурман ругался с портом, с какой-то девицей.
— Когда воду дадите? — спрашивал он.
— После «Карла Линнея», — отвечала диспетчер.
— Это еще почему? Он сутки брать будет, а нам сегодня отходить.
— Перетягивайтесь на двадцать четвертый причал, — посоветовала диспетчер.
— Да вы что! — отчаянно вскричал второй штурман. — У нас на причал промвооружение отгружено, куда мы от него пойдем!
— Значит, без воды будете. Говорят вам — двадцать четвертый! — повысила голос девица.
Судовая радиотрансляция не отключена, и все разговоры, которые ведутся из рулевой рубки, слышны по всему траулеру.
Начал убирать каюту. Соседа моего еще нет, и кто поселится — неизвестно. В каюте хлама от прежних жильцов — горы. Видать, жили мотористы: в шкафах промасленная ветошь, под койкой тоже, оттуда же вытащил я огромные рыбацкие бахилы — резиновые сапоги по пояс. Поразмыслив и смекнув, что они мне могут пригодиться в море, засунул на прежнее место. Мусору нагреб целый ворох. Задумался — куда его деть? Выглянул в иллюминатор, прямо под ним—причал. Нет, сюда нельзя. Выйдем в море — выброшу. Море, оно все вытерпит.
По трансляции по-прежнему шла перебранка. Теперь слышался грузинский акцент. Это помощник капитана по производству, технолог, разговаривал с отделом кадров и спрашивал, где рыбмастера, кто именно назначен на судно и почему их до сих пор нет.
— Паслушай, дарагая, милая, красавица, зачэм мне Калюшкин, зачэм Иванов? Ты мне дай хароших мастэров. Мне работники нужны, красавица, ра-бот-ни-ки!
— Уговорили, — согласилась женщина с молодым голосом. — Только с вас раковина, самая красивая. Вы на Кубу идете?
— Нэт, в Цэнтральную Васточную Атлантику.
— А-а, — разочарованно протянула женщина. — Там раковины плохие.