Луфарь не знал, да и знать не мог, что если звезду извлечь из воды, то поблекнет цвет, пожухнут краски и звезда, умирая, станет тускло-серой, невзрачной, потеряет свою яркую красоту. Об этом знает лишь человек — венец природы. Но Луфарю было известно, что там, где много звезд, дно всегда чисто и вода прозрачна. Звезды — санитары океана. Едва погибнет рыба, моллюск или краб — любое существо в воде, как труп его тотчас облепят звезды, и через некоторое время дно будет чистым. Луфарь не ведал, конечно, что в последнее время звезды расплодились так потому, что им приходится бороться с загрязнением океана, но он знал другое: звезда — хищник и может напасть, и потому огромных звезд — величиной с него самого — он избегал. В общем-то он был равнодушен ко всем звездам, гребешкам и актиниям, ко всем ползающим, прыгающим или неподвижно сидящим на месте морским существам, если они не были для него добычей. Луфарь питался ставридой, анчоусом, сардиной, не брезговал любой небольшой рыбешкой, мальками и рачками, в изобилии, как мошкара, плавающими в воде. Гонялся за летучими рыбками и в азарте охоты иногда выпрыгивал вслед за ними в душный, гибельно-жаркий, ослепляющий невыносимо ярким светом мир, в тот огромный, чуждый мир, где не было места для него. И Луфарь испуганно падал в родную стихию, забыв порою и о добыче. Добывать пищу в приповерхностном слое было легче, особенно по утрам и вечерам, когда рыба поднималась со дна и толклась здесь, питаясь планктоном, и Луфарь с удовольствием поедал рыбью мелочь. Уходил он и глубже, в зеленовато-коричневый сумрак длинных и гибких водорослей, в буро-зеленые ленты морской капусты, где во множестве резвились стайки мелких серебристых рыб, вкусных и сытных; боком крались коричневые крабы, выискивая добычу; жили черные и фиолетовые ежи, все время оборонительно щетинившие короткие острые иголки, были они мелкие, но очень прожорливые, и там, где пройдут гуртом, не останется ни травинки — так чисто выщиплют; водились и желтые креветки — лакомая закуска Луфаря; обитали гребешки, порою сплошным ковром покрывая дно своими белыми, лиловыми и розовыми ребристыми и круглыми раковинами. Луфарь не ведал, что люди вываривают эти раковины в кипятке и делают из них изящные безделушки для украшения своих жилищ.
Многое знал Луфарь из жизни океана, но почти ничего не знал о том, что происходит за его пределами, где нещадно палит солнце и нечем дышать. Там был совсем иной, пугающий своей непостижимостью мир, и границей между родной стихией и тем непонятным, чужим миром была поверхность воды, что мерцала вечно неспокойным серебристо-голубым светом и играла легкими бликами. Рябь этих бликов проносилась по отмели то яркими, то темными пятнами, и Луфарь порою гонялся за ними. На этот раз едва Луфарь достиг глубины, как увидел акулу. Длинное, мощное, стального цвета тело ее бесшумно скользило над зелено-коричневыми водорослями. Холодно белело плоское ненасытное брюхо, и широкой щелью чернела на косо срезанном рыле страшная пасть. К брюху ее присосались две небольшие рыбы-прилипалы, питающиеся остатками добычи беспощадного владыки. Акула отбрасывала зловещую тень, и эта длинная черная тень, будто огромная тяжесть, приминала все живое на дне; водоросли, казалось, гнутся под ней. Все, кто мог, брызнули врассыпную. Мимо Луфаря в панике пронеслась стайка шустрых мелких рыбок, длинными белыми молниями проскользнули две рыбины-сабли и исчезли в зарослях морской капусты, золотыми слитками упали на дно окуни. Гребешки с коротким испуганным щелчком захлопнули створки ребристых раковин, быстро вращаясь на месте, ввинтились в песок — исчезли с поверхности, будто век их тут не бывало. Камбала, которую и так-то едва можно заметить на грунте — она всегда окрашена под цвет дна, — судорожно трепыхнулась раз-другой-третий и тоже зарылась в песок. А звезды замерли в разных позах, кто плашмя, кто стоя на ногах-лучах. С бессильной угрозой подняв клешню и вытаращив глаза, застыл краб. Даже актинии с пугливой поспешностью собрали лепестки-щупальца в комок и свернулись в серые невзрачные кочки. Ни дать ни взять — круглые камни лежат. Все живое насторожилось, оцепенело. Луфарь кинулся в узкую расщелину между камнями, забыв, что там можно натолкнуться на осьминога или электрического ската, очень любящих такие укромные местечки; осьминоги даже сооружают себе дом из камней и, забравшись в него, терпеливо ждут добычу. Едва Луфарь шмыгнул в темноту расщелины, как из-за каменного карниза скалы стремительно выбросились два грязно-голубых бородавчатых жгута и обвили ничего не подозревающую и медленно скользящую мимо акулу. И взбурлила вода!