Усмешливые морщины сбегаются возле глаз капитана.
— Главное — помоложе.
— Сделаем. Тебя не шокирует, что я так вольно буду с тобой обращаться?
— А чего шокировать! Если женщина красивая, я согласен, — смеется Носач. — У меня тут раз была корреспондентка из Москвы. Лезла во все, командовать начала, понимаешь... Она, видишь ли, лучше меня знает, как рыбу ловить. Выгнал я ее. Вежливо, правда. На другое судно отправил.
— Не понравилась? — спрашивает Алексей Алексеевич.
— Да нет. За вмешательство не в свое дело.
— Не простит она тебе, — предупреждает Алексей Алексеевич.
Мы смеемся, еще не зная, что слова начальника промысла окажутся пророческими. Та окажется с волосатой душой. Она напишет о Носаче очерк, где покажет его безграмотным деспотом на судне, от которого стоном стонет команда. И рвач-то он, и пират рыбацкий, и выскочка, и карьерист и... чего только не понапишет. Но главное даже не в этом. Главное, как потом, через некоторое время, на берегу, будут вести себя люди, прочитав очерк. Люди, от которых будет зависеть судьба капитана, сделают вид, что ничего не произошло.
— А все же о чем писать будешь? — возвращается к своему вопросу капитан. Не дает он ему покоя. — Ты нас какими покажешь?
— Какие есть, такими и покажу.
— Да нас, какие мы есть, еще никто не показывал. Или очернят, или пригладят. Что главное-то в нашей жизни, знаешь?
— Работа, думаю.
— Работа — само собою, без нее никуда. А главное в нашей жизни — сама жизнь морская. Мы ее особой не считаем. Мы просто живем. Понимаешь? — допытывается он.
— Понимаю.
Капитан внимательно смотрит на меня, и я чувствую по его взгляду: не верит он мне.
— Для кого — романтика, для кого — подвиг, а для нас наша жизнь — просто жизнь. Ты вот на берегу живешь, для тебя жизнь — твой кабинет, твои книги, издатели. А для нас — судно, план, море. Верно? — смотрит он на своих коллег.
И начальник промысла, и Шевчук, и «дед» согласно кивают. Ободренный поддержкой, Носач говорит:
— Не делай нас супергероями, не делай и страдальцами, делай нас просто людьми, какие мы есть. Когда мы в море, мы о береге тоскуем, дни считаем до окончания рейса, проклинаем свою профессию, а когда на берегу — по морю скучаем. Даже бежим в море от всяких домашних хлопот. Мы — всякие. Вы на берегу тоже всякие, и мы такие же.
— Вот сам и разделил: на береговых и моряков, — говорю я. — Все же отделяешь моряков от сухопутных?
— А как же! — восклицает Носач и кивает в иллюминатор. — Ведь это океан! Это тебе не асфальтированная дорожка в парке. Мы все-таки моряки, а не пехота, — смеется он.
— А я вас терпеть не мог, когда на других судах работал, — вдруг заявляет «дед» капитану.
— Да-а? — удивленно поднимает брови капитан. — За что?
— За многое. Базу в первую очередь Носачу, тару — Носачу, разгрузку—Носачу. А мы с полными трюмами «загораем».
— А ты хотел, чтобы я телком был, — неприязненно глядит капитан на «деда».
— Славу тоже Носачу, — продолжает перечислять тот.
— Берите обязательства и выполняйте, — резко отвечает Носач. — Чего не берете? Боитесь? А я беру. А вы из-за угла тявкаете.
Капитан багровеет. Видать, это больное место его. Действительно, слава капитана вызвала к нему зависть и неприязнь других, считающих себя обойденными. И наговоров на Носача я уже понаслышался. Но все — и враги и друзья — дружно сходятся на одном: Носач — рыбак. А это высшая похвала для капитана.
— А «сборная Бразилии» сегодня не подкачала, — пытается перевести разговор на другие рельсы Шевчук.
— Мы все тут — «сборная Бразилии», — еще не остыв, говорит Носач.
А я думаю: ему, капитану, надо сделать из этой «сборной» команду. Он — капитан. И кроме всех планов, обязательств, рыбы, безопасности судна ему еще надо из случайно попавших на судно людей сколотить команду. Сам он как играющий тренер. И только с настоящей командой он может выиграть игру — выполнить план.
Раздается телефонный звонок. Носач берет трубку, слушает, произносит:
— Иду.
Нам говорит:
— Самописец что-то показывает. Пойду посмотрю.
Капитан уходит в рубку, опять будет стоять над фиш-лупой, искать косяк. Расходимся и мы, каждый по своим делам. Я иду в каюту, ложусь на койку. Спасибо капитану, дал отдохнуть.
А как все же буду писать я о них, обо всей этой «сборной Бразилии» на судне? Понял ли я что-нибудь за месяц? Не собьюсь ли на штамп? И как создать новый образ в литературе? Хотя бы такого, как Носач. Ведь это же отличный типаж! Народный, самобытный, ни на кого не похожий. Это же находка! Мне повезло несказанно. Но справлюсь ли? Ладно. Утро вечера мудренее, да и прожил я на «Катуни» всего месяц, впереди еще пять. Авось что-нибудь за это время и придет в голову, найду я ключ к книге.