Мишель де Бре подскакивает к сому и острым шкерочным ножом ловко и быстро вырезает шипы и выбрасывает их за борт.
— Все! Теперь он кастрирован, теперь он ничего не сделает, — подмигивает он нам.
Чиф заливается лаем, то подскочит к сому, то отскочит, видимо, понимает, что тот что-то натворил и надо с ним расправиться, но робеет, и потому в его лае слышны истеричные нотки.
— Ладно, ладно, — успокаивает его Мишель де Бре. — Не трать нервы.
А матросы вспоминают разные случаи из рыбацкой, полной опасностей жизни, но вспоминают в основном смешное:
— У нас вот раз попала в трал луна-рыба, так судовой пес со страху запоносил.
— А у нас морского льва заловили, он за всеми по палубе гонялся и орал. Матом, наверное, крыл. Один парень из-за него голову расшиб. Еле за борт столкнули.
— Кого? Парня?
— Да нет, льва этого.
Матросы — кто сочувственно вздыхает, кто смеется.
— Это что! А мы вот акулу заловили. Лежит она себе на палубе, думаем — уснула. А тут моторист вышел и говорит: «Сфотографируйте меня рядом с ней». Встал, ногу ей в пасть засунул, стоит, как Наполеон. Его чикнули. И только он отвернулся от акулы, а она вдруг оживела да как даст ему хвостом под зад — он полетел, как ангел. Его в этот момент еще раз чикнули. Первая фотография не получилась, а вторая очень хорошо вышла. Долго у нас в столовой висела как наглядный пример по технике безопасности. А моториста потом трясло с неделю. Как вспомнит, что ногу держал в акульей пасти, так заколотит его. Могла бы оттяпать запросто, если бы раньше очухалась.
— Эй, кончай травлю! — кричит рыбмастер. — Начинаем работать!
И расставляет матросов на шкерку.
Опять стоим за столами. Теперь и на нашем есть циркульная электрическая пила — поставили механики. Визжит пила, брызгает кровью, отсекая рыбьи головы. На пиле штурман Гена. Хватает сразу по две сабли и сует под диск. Рационализатор! А лебедчик Володя стоит против меня и орудует шкерочным ножом не хуже старшего тралмастера. Веселый, неунывающий, всегда с улыбкой под пшеничными усами, он на любом месте работает с удовольствием, и чувствуется, что ему нравится быть рыбаком, находиться среди сильных веселых матросов, нравится размять косточки, поработать до стона в мышцах, а потом попариться в баньке, разомлеть, напиться чаю и уснуть здоровым крепким молодым сном.
После службы, еще совсем юным прикатил он в Калининград с пятью рублями в кармане. Никогда в жизни не видел моря, да и где его увидишь на Черниговщине! Но с детства мечтал стать моряком. Когда призвали на службу, просился на флот, но попал в ракетчики. После демобилизации решил добиться своей мечты. Сначала работал в порту грузчиком — сила есть! И все никак не мог попасть в море. Потом добился своего и на торговых судах обошел весь мир. Где только не побывал: и в Индии, и в Южной Америке, и в Австралии — по всем океанам прошлепал, посмотрел белый свет. Четыре года плавал. Потом женился, осел на берегу. Но долго не выдержал, сбежал в море с рыбаками. Опять два года плавал. Жена настояла на своем, вернулся на берег. С год поработал на рыбокомбинате и опять махнул в море. И жена махнула рукой: плавай!
«Навигаре нецессе эст!» («Плавать по морю необходимо!») — любимая поговорка Володи. «Без моря что за жизнь — прозябание!»
Теперь он доволен: и жена не ругает, и мечта сбылась. Потому, видимо, и настроение у него всегда хорошее, всегда улыбается. Шкерочный нож так и играет в его руке.
— Давай, давай! — весело кричит он штурману Гене. — Шевелись!
И стучит рукояткой ножа по скользкому от молоки столу.
— Вас вон сколько, а я один! — хрипит в ответ красный от натуги штурман Гена, молниеносно отсекая рыбе головы.
Его не надо подгонять, работает он виртуозно и сам кого хочешь подгонит. В работе он не ищет легких мест. Но почему-то, когда смотрю на работу Володи Днепровского и штурмана Гены, думается мне, что к разным целям они стремятся. Одному — работа удовольствие, человеческая необходимость, а другому... Другой за этой работой видит кассу на берегу. Работают же оба — позавидуешь: ловко, сильно, азартно. Только азарт разный.
За шкерочным столом и Римма Васильевна. Она уже успела перевязать ногу Зайкину и вновь вернулась на палубу. Рядом с ней Шевчук. Лицо в поту, смеется. Поглядывает на меня, подмаргивает — ну как, мол, здорово! Вот она — настоящая работа рыбака! Руки его так и мелькают. Не отстает от него и Римма Васильевна. Я сейчас их всех люблю, они мне очень по душе такие вот — потные, тяжело дышащие, измазанные кровью, чешуей, молокой и внутренностями. Лиц почти не видно — покрыты коростой спекшейся на африканском солнце бурой грязи. А штурман Гена все продолжает брызгать из-под пилы рыбьей кровью и чешуей.