Одесса фактически возникла как вольный город. С 1817 по 1859 год, согласно императорскому указу Александра I, она пользовалась статусом «порто-франко», в переводе с французского — свободного порта. Товары, ввозимые в нее, не облагались налогами, а российские таможни стояли уже за пределами городской черты.
Возможно, это тоже повлияло на то, что Одесса всегда считалась самым свободолюбивым городом в России. Ее не случайно противопоставляли северному, чопорному и застегнутому на все пуговицы городу чиновников и канцелярий — Санкт-Петербургу. Кстати, если столицу империи высокопарно именовали «Северной Пальмирой», то жители Одессы не менее гордо называли свой город «Южной Пальмирой».
Здесь все было не так, как на севере. Над цветущими акациями и каштанами приморских бульваров и улиц витал какой-то особенный, пьянящий воздух свободы. И если с профессором Плейшнером из знаменитого сериала о Штирлице этот воздух в Швейцарии сотворил злую шутку, то в Одессе он творил с людьми самые непредсказуемые вещи — делал их знаменитыми поэтами, писателями, бандитами, революционерами, контрабандистами. В общем, теми, кому не очень-то нравились жесткие рамки законов, чинопочитание и зависимость от «вертикали власти». Одесское вольнолюбие в разное время принимало самые разнообразные формы, от прекрасных до уродливых. От большой литературы и неподражаемого одесского юмора до банд налетчиков и политического терроризма.
Уже в начале XX века в Одессе действовали радикальные подпольные группы. Русская революция 1905–1907 годов привела к настоящему скачку политического терроризма, с одной стороны, и ответной волне политических репрессий — с другой. Одесса стала настоящим полигоном для акций молодых радикалов — эсеров, анархистов и прочих революционеров. Популярность радикализма была такой, что даже чисто уголовные налеты на банки и лавки проходили иногда под флагом борьбы за свободу и против буржуазии.
Двадцать третьего августа 1907 года группа налетчиков совершила ограбление мучной лавки Сруля Мошкова Ланцберга. Потом она же ограбила квартиру столяра Ландера. Вскоре грабителей арестовали. Одним из них оказался семнадцатилетний Мойша Винницкий, он же — будущий знаменитый Мишка-Япончик. За эти два налета он получил десять лет тюрьмы.
Самое же интересное, что на следствии налетчики заявили, что действовали от имени организации «Молодая воля». По данным одесской полиции, это была самостоятельная организация, которой, однако, помогали эсеры, социал-демократы и еврейская самооборона. Главными своими задачами «Молодая воля» считала борьбу с властью, защищавшими власть черносотенцами и проведение экспроприаций для получения средств на «революционную деятельность».
Уже в ноябре 1905 года в Одессе насчитывалось до десятка анархистских групп. Особый страх у горожан вызывали так называемые «анархисты-безмотивники». Они считали, что нужно наносить удары не только по власти и ее представителям, но и по всем добропорядочным и хорошо одетым людям — «белоручкам». Убийства «богатых» рассматривались как единственный путь к равенству. «Безмотивники» часто просто швыряли бомбы в кафе, рестораны, в праздничную толпу народа или в солдат на параде.
Один из лидеров «безмотивников», Иуда Гроссман-Рощин, заявлял: «В наши ряды надо привлекать не только рабочих, крестьян, но и отбросов, и отщепенцев общества, потому что они наши братья и товарищи!.. Нападайте на магазины и берите предметы первой необходимости! Мы должны бороться с буржуазными законами незаконными средствами!» «Имеет ли значение, в какого буржуя кидать бомбы?» — вторил ему один из руководителей группы «безмотивников» под названием «Черное знамя» Владимир Стрига.
Одесские участники «Черного знамени» проявляли особую активность. 17 декабря 1905 года пятеро «чернознаменцев» бросили пять бомб в кафе Либмана на Преображенской улице. Это заведение было очень популярным местом среди одесских аристократов и богачей. Но «как можно сидеть в кафе, когда вокруг умирают от голода дети и старики, а рабочие трудятся в поте лица, получая лишь жалкие копейки?» — заявляли анархисты.
Пятерых террористов вскоре задержали, троим из них вынесли смертные приговоры. На суде один из «смертников», столяр Моисей Мец признал, что именно он бросал бомбу, но категорически отказался признать за собой уголовную вину. Буржуазия, заявил Мец, будет, несомненно, танцевать на его могиле, но их, чернознаменцев, акция — это только «первый глоток свежего весеннего воздуха». А будут и другие, которые отбросят «ваши привилегии и вашу ленивую праздность, вашу роскошь и вашу власть». Через две недели Меца казнили. Ему был 21 год. Его товарищам, повешенным вместе с ним, — 18 и 22.