Тейтель был следователем особого типа: и следователем, и защитником в одном лице. Подследственные не имели тогда права на защиту на этапе предварительного следствия, но Тейтель становился их защитником, по убеждению и по призванию сердца, поскольку не мог допустить осуждения невиновного32Именно потому, получив в 1877 году перевод по службе в Саратов, он отказался от должности следователя по гражданским делам, определяя эти дела как лотереи влияний, чинов и денег. Тейтель предпочел уголовное судопроизводство, где значение доказательной базы было намного существеннее, а возможностей участвовать в драме человеческих поступков и отношений – намного больше.
Свои воспоминания Яков Тейтель начал обращением к читателю, в котором особого внимания заслуживает скромное признание автора: «Большими делами я не занимался. Всю жизнь я и жена оказывали людям мелкие услуги, приходя на помощь, по мере сил, обращавшимся к нам в трудную минуту их жизни»33Сегодня «теория больших и малых дел» практически забыта. В реакционные 1880-е годы она была выдвинута на страницах столичной либерально-народнической газеты «Неделя» публицистами П. А. Гайдебуровым, С. Н. Южаковым, С. Н. Кривенко, с которыми Тейтель дружил. Она стала призывом для лучших сынов и дочерей России, которые увидели в «малых делах» путь преобразования жизни страны и преодоления пропасти, отделяющей просвещенное меньшинство от народа. Их тихая работа помощи подготовила в годы реакции мощный поток добрых начинаний и истинного подвижничества во всех слоях общества. Такие активисты становились на местах незаурядными общественниками и посредниками между Петербургом, Москвой и провинцией. Тейтель помогал и публицистам, и их читателям: первых он снабжал новыми темами и идеями, вторым содействовал в воплощении этих идей, стоя на защите их прав и свобод.
Генрих Слиозберг вспоминал Якова Тейтеля 1890-х годов, как ставшего «как бы своим» и в Петербурге, и в Москве: «Приезжал он с большим портфелем бумаг, т<о> е<сть> разных челобитен, прошений, писем… Тейтель и его жена, пешком и на трамваях, носились по столицам, торопились на приемные часы и исполняли поручения… Эти короткие побывки в Москве и Петербурге <…> давали возможность Тейтелю запасаться новыми силами. Он освежался, заводил новые связи, которыми он никогда не пользовался для себя лично»34.
С писателем Николаем Гариным-Михайловским, «рыцарем духа», как его называл Сергей Елпатьевский, близкий друг и врач А. П. Чехова, Тейтель дружил и сотрудничал многие годы. «Его глаза и сердце были обращены вперед, к светлому демократическому будущему России <…>. При том <он был> мечтатель с необыкновенной фантазией и необыкновенно быстро реализировавший свои мечты, не знавший и не признававший препятствий к немедленному <их> осуществлению, как бы ни фантастичны казались они»35, – эту характеристику Гарина-Михайловского в полной мере можно было бы отнести и к самому Тейтелю, энергичность которого стала легендарной. Оба они, и Гарин-Михайловский, и Тейтель, всегда искренние, всегда правдивые, были типичными представителями либеральной интеллигенции, максималистами, энтузиастами, страстными к жизни и ко всему передовому.
У Тейтеля была безошибочная интуиция на талантливых и интересных людей: он всегда умел их находить, им помогать и годами с ними дружить, как в России, так и в эмиграции. Его интересовали личности неординарные, яркие: исследователь Центральной Азии и Сибири Григорий Потанин, устроитель крестьянского кумысного курорта в Самарской губернии Алексей Бибиков, врач-психиатр Осип Фельдман, один из первых в России, кто стал проводить публичные сеансы гипноза и применять свои способности в следственной практике. В альбоме психиатра Фельдмана, содержащем сотни фотографий и автографов известных россиян, можно увидеть фотопортрет Тейтеля 1900 г. и прочесть слова его жизненного кредо: «Так как золотой век космополитизма не скоро наступит, то считаю своим долгом бороться за права своего народа. Это мне не мешает любить все человечество и своими друзьями иметь лучших людей других национальностей…»36.
34
35