Российское законодательство требует таможенной очистки улова только из двенадцатимильной зоны территориальных вод. Это положение не распространяется на то, что выловлено в двухсотмильной экономической зоне. С формальной точки зрения из этой зоны морепродукты при наличии документов на право их добычи можно прямым ходом транспортировать куда угодно. Иными словами, налицо законодательная дыра, которая устраивает рыболовецкие круги и лоббируется влиятельными людьми в Москве.
Однако занудные японцы даже при повышенном интересе к камчатскому крабу требовали на каждую клешню таможенный документ, и российские рыбаки решили этот вопрос чисто по-русски, с выдумкой. Были изобретены так называемые сертификаты портовой очистки, которые почти все капитаны траулеров сами и фабриковали. Липовая печать, подпись несуществующего таможенного инспектора — и концы в воду. Что же касается принимающей улов стороны, то она делали вид, что искренне верит незамысловатым фальшивкам. Так продолжалось до тех пор, пока Госкомрыболовство не выдало промысловикам из Южной Кореи лицензию на вылов сайры у Южных Курил. Токио был взбешен. Как так? Между Россией и Японией идут переговоры о принадлежности островов, и в этих условиях продавать их ресурсы третьим странам по меньшей мере неприлично. Несмотря на противодействие отечественных рыболовных кругов, Москва пошла на уступки, но при этом дала понять, что в ответ требует от Токио решиться на скоординированные меры против незаконного вывоза, на которые он был вынужден согласиться, и как итог — отказался принимать «сертификаты портовой очистки». Теперь сдача морепродуктов стала возможной только при наличии единообразных таможенных деклараций.
Закручивание гаек на время привело к резкому сокращению притока морепродуктов в Страну восходящего солнца, но уже через два месяца все возобновилось, а на подделки новых грузовых деклараций местные портовые власти попросту не обращали внимания, опасаясь «карающего меча» якудзы.
Думая обо всем этом, Родион начинал соглашаться с доводами Акиры Нуамо, который был убежден, что именно в этой плоскости надо искать истинные причины убийства Александра Борисовича Ложникова.
В аэропорту Южно-Сахалинска его встречал полковник Агеев, замначальника регионального управления Следственного комитета, который, подкатив на оперативной машине к трапу самолета, махнул рукой и приглашающе открыл дверцу.
— Прошу, господин следователь. Докачу с ветерком, причем строго по счетчику, — и засмеялся забористо.
Он был примерно того же возраста, к тому же, когда их в свое время в Москве знакомил Быстров, который сразу же дал понять обоим, что хотел бы их видеть в одной связке, они еще там закрепили дружественные отношения бутылкой коньяка, усидев ее за разработкой предварительного плана следственно-оперативных мероприятий.
Когда вырулили за территорию аэропорта, Агеев спросил, как подобает хозяину:
— Устал? Командировка в Вакканай не в Токио слетать.
— Есть, конечно, немного, но вполне терпимо.
— Терпимо… терпимой может быть боль, но это не то состояние, когда надо подключать к работе все свои мозги. Или в Москве к уставшим мозгам запасные батарейки выдают?
— К сожалению, не выдают, правда, обещают.
— Надеюсь, сам шеф обещает?
— Не, — отмахнулся Родионов, — Быстров говорит, что запасные батарейки уже розданы, да только подключать их никто не желает. Так что это наше ХОЗУ обещает.
— И то ладно, — посерьезнел лицом Агеев, — ну а пока кто-то что-то обещает, мы пойдем проверенным путем. Сейчас — гостиница, где ты отдохнешь малость, ну а ближе к вечеру… Там уже видно будет, что к чему. Как мой вариант, согласен?
Не спавший практически сутки и в то же время уже полностью «въехавший» в очередное задание, отчего он уже не мог даже сидеть спокойно, мысленно проигрывая всевозможные версии заказного убийства в Вакканае, следователь утвердительно кивнул головой, но тут же поправился:
— Согласен, но с одной оговоркой.
— Что за «оговорка»? Начать прямо сейчас то, что намечено на вечер?
— Оно бы, конечно, неплохо, — подыграл ему Родионов, — но уже после того, как мы обменяемся той информацией, что удалось накопать за это время. — И уже с долей просящей нотки в голосе: — А то, понимаешь, у меня этот самый Ложников уже зудом зудит, чего доброго, сниться скоро будет.