А вот это она меня сейчас уколола. Я взял цветок и уставился на него, как баран на новые ворота. И что с ним делать?
Кацуми поджала губы и чуть-чуть покачала плечами. Да уж, намек на то, что иногда девушкам надо оказывать знаки внимания был настолько толстым, что даже Малыш его понял. Он прыснул в кулак и сделал вид, что закашлялся.
Я гневно взглянул на него, но он скорчил невинную рожицу и уставился влюбленными глазами на Шакко. Та же фыркнула, глядя на него:
— Чего ты кашляешь? Между прочим, Кацуми только что подарили цветок, а я так и помру молодая и красивая, да к тому же и без цветка в волосах. А к моим рыжим кудрям такой вот лотос подошел бы как нельзя лучше.
Теперь уже я заржал, глядя на обескураженную рожу Малыша. Он умоляюще посмотрел на меня:
— Босс, продай цветочек? Всё равно же выбросишь…
— А вдруг я разрешу своей девушке вставить его в волосы? — спросил я мстительно.
— И будешь тогда лох лохом, — безапелляционно заявил Малыш. — Всё-таки это издевательский подарок… Вроде как у Хидики есть садовник, и к тому же он пошел против воли родителей, когда цветок сорвали для Кацуми. Такая жертва не может остаться неоцененной, правда же, госпожа Утида?
Кацуми даже не взглянула на него. Она продолжала ковыряться в моём бенто, охотясь за остатками риса.
— Малыш, как же долго мне ещё придется изучать все эти ваши тонкости этикета, — вздохнул я, чувствуя себя глупцом. — И на фига вы всё это наворотили?
— Как на фига? Только традиции, условия и общечеловеческие договоренности отличают нас от животных, — возразил Малыш.
— А мне кажется наоборот — вы столько всего накрутили специально, чтобы потом оправдаться в глазах людей при нападении на другого аристократа. Вроде это не ваше желание и давняя мечта, а он неправильно пернул и при этом не присел в радостном реверансе. Он сволочь и тварь, не знающая приличного поведения и оскорбляющего этот мир своим присутствием. Вот так вот я думаю.
— Да? Может быть. Однако, нам это нравится. А все эти условности, тонкости, полунамеки и намеки дают пищу для ума и не дают скучать, — ответила Кацуми. — Ладно, с вами хорошо, но мне пора на пару. Изаму-кун, ты очень хорошо смотришься с цветком в руках.
Она встала, собрала бенто и уложила его в рюкзак. Я окликнул её:
— Так может возьмешь лотос?
— Нет, — отрезала Кацуми. — Я сделала достаточно намеков своему молодому человеку, чтобы тот понял моё отношение к подаркам от посторонних. Даже пусть эти подарки и прекрасны…
После таких слов она направилась в сторону академии. Если можно подобрать картинку к слову «досада», то яркой иллюстрацией стала бы моя рожа. Да, я досадовал, что произошел подобный эпизод. Вроде бы ничего такого, но вот внутри закипело недовольство от действий Хидики.
Чего он себе позволяет? Да среди пацанов его за это бы давно по асфальту катали. Да и от мужчин получил бы знатную плюху. Знала бы Кацуми — каких сил мне стоило сдержаться…
Но она не знала и сейчас уходила прочь, покачивая бедрами. Вся такая воздушная, красивая и ладная даже в форме курсантки академии.
А я смотрел и досадовал. Даже сам не заметил, как сжал в кулаке стебель лотоса. Внутри, где-то в районе груди появилось жжение, отчего мне стало не по себе. Захотелось вскочить, броситься за Кацуми, попытаться объяснить моё поведение, потом догнать Хидики и, несмотря на запрет, набить ему рожу.
— Босс! — вывел меня из легкого оцепенения возглас Малыша. — Что ты делаешь?
Я обернулся и увидел, на что он показывал — в моей руке полыхал цветок. Он горел ярким синим пламенем, как будто мой кулак превратился в газовую конфорку, а какой-то хулиган бросил в центр этой конфорки нежное растение.
От жара белые лепестки чернели, скукоживались и заворачивались вовнутрь. Ещё недавно чудесный цветок стал похож на обгорелую грязную хрень, которую и в руки-то взять противно. Языки пламени с упоением облизывали лотос, делая то, что они умели лучше всего на свете — уничтожали прекрасное.
— Твою же мать! — вырвалось у меня, когда я отбросил горящий цветок прочь. — Что это за херня?
Почерневший цветок упал в траву. Там зашипел, как рассерженная кобра, и потух. Его белые лепестки превратились в черные неприглядные лохмотья. От красивого цветка осталось только воспоминание.
— Что с тобой? — спросила Шакко. — Зачем ты сжег цветок? И самое главное — как ты это сделал?
— Сам не знаю. Смотрел на Кацуми, злился на Хидики, а потом вы меня окликнули.
— Ты сначала побелел, а потом в твоей руке вдруг вспыхнуло пламя. Может, у тебя там спрятана какая-нибудь зажигалка? Ведь ты же не делал мудры?