Я настучал легкую дробь, Макото моментально подхватил её. Я ему кивнул — молодец.
После этого вышел к микрофону и запел, стараясь сделать голос ниже:
— Кровь городов в сердце дождя. Песни звезд у Земли на устах. Радость и грусть, смех и печаль — все в наших руках.
Перебор получился задушевным. Ритм задавался отлично. Песня Кинчева была как нельзя кстати. Я нашел взглядом Мизуки. Она опустила ресницы, а потом подняла их. Этого знака одобрения хватило, чтобы понять — я делаю всё правильно.
— Визг тормозов, музыка крыш. Выбор смерти на свой риск и страх. Битва за жизнь или жизнь ради битв — все в наших руках!
Теперь и Норобу кивнул мне. Одобрительно кивнул. Вот уж от кого, а от него такого вовсе не ожидал.
— Что проросло, то привилось. Звезды слов или крест на словах. Жизнь без любви или жизнь за любовь — все в наших руках…
На последних словах я бросил взгляд на Кацуми. Она перестала плакать и теперь усиленно вытирала глаза платком. Её скулы прорезались отчетливее, а ноздри раздувались, как будто втягивала аромат сотни цветов.
Как только я ударил в последний раз по струнам, она сделала шаг на сцену. Мизуки и Норобу тут же зааплодировали. Их поддержал весь зал. Люди аплодировали нам. И это было приятно. Не очень активно, могло быть и получше, но всё равно хлопали ладошкой об ладошку.
Я чуть поклонился и показал на Кацуми:
— А теперь пусть споёт та, кто создана для пения.
— Спасибо, Изаму-кун, просто — спасибо! — сказала Кацуми.
Я только застенчиво улыбнулся и сделал шаг назад, уступая микрофон Кацуми. Она взяла микрофон в руки, улыбнулась Кимико и её подруге. Я кивнул Исаи, тот снова сделал отбивку и на этот раз всё прошло так, как надо!
Кацуми запела!
Она запела так, что у людей перехватило дыхание. Как будто магия слова пошла по рядам, заставляя их прислушаться к пению. Когда Кацуми впервые спела свою нехитрую песню, то перед моими глазами промелькнули водопады и поющие разноцветные птицы в джунглях. Я не знаю, что сейчас творилось перед глазами зрителей, но даже Кимико застыла с оттопыренной губой и наполовину съеденным лимоном.
Кацуми пела. Пела о любви парня к девушке, о том, что тот должен был завоевать её сердце, совершив кучу подвигов. Он и в самом деле совершил их очень много, но самым главным подвигом для него стало произнесение слова «люблю»…
Да, всё закончилось хорошо, никто не умер, все живы-здоровы. Но как это было преподнесено… Закачаешься. Кацуми замолкла, стихли удары барабанов и звон гитарных струн.
Стихло всё. Зрители сидели как зачарованные, а потом со стороны Мизуки и Норобу раздались те же самые хлипкие хлопки, какими сэнсэй наградил мою неудачу. И эти хлопки словно разбудили людей от зачарованного сна.
Один за другим люди начинали хлопать. Кто-то вскочил на ноги, следом за ним потянулись другие. И вот уже небольшой актовый зал рукоплескал покрасневшей Кацуми.
Кимико с подругой тихонько смылись под шумок. Мы же раскланивались. Улыбались. Радовались. Это явно был триумф! Вряд ли кто возьмется нас переплюнуть!
Самым запоминающимся был жест сэнсэя Норобу, который поднял вверх две руки с отставленными большими пальцами. Я же улыбнулся ему в ответ и подмигнул.
— Я сделала это! Нет! Мы сделали это! Изаму — ты супер!
Кацуми напрыгнула на меня и при всех поцеловала. В щеку. Прямо в татуировку хинина. И никто не возмутился подобным поведением. Наоборот, люди зааплодировали ещё сильнее.
Скоро должна была начаться война между группировками, но это будет в будущем, а сейчас… Сейчас внутри меня летали бабочки и щекотали крылышками изнутри. От этой щекотки хотелось смеяться и кричать…
