— Вот и всё… Ты свободен. Скоро всплывем и тогда мы квиты, — проговорила девушка.
— Хорошо. Спасибо тебе, незнакомка.
— Береги воздух…
Я и берег его. Старался как можно реже вдыхать и выдыхать. Мы почему-то не всплывали, похоже, что девушка использовала ещё какое-то оммёдо, придающее вес нашим телам. Иначе вырвались на свободу уже после разрубания тазика с бетоном.
Кругом была тягучая тишина. Откуда-то издалека доносился стук, как будто били резиновым молотком по мягкой шкуре. Через некоторое время понял, что это стучало моё сердце. Похоже, что воздух под Зеркальным Щитом заканчивался. Вот и незнакомка задышала тяжело, стараясь ухватить побольше воздуха.
Сколько прошло? Пять минут? Десять? Двадцать? Я не мог сказать точно, но где-то не меньше пятнадцати минут миновало точно.
— Всё, я больше не могу. Всплываем, — прохрипела незнакомка и дернула меня под мышки, стуча ногами по воде.
Я тоже помогал ей как мог. Щит исчез, вверх рванулся вал пузырьков, а мы помчались следом. В груди снова начало жечь, но продолжилось это всего несколько секунд. Пока мы не выскочили на поверхность.
Как же прекрасен был ночной воздух!
Да, он пах мазутом, вонял гнилыми водорослями, ржавым металлом, сырым бетоном, но! Он был прекрасен! Он упоительной волной ворвался в легкие, и первые мгновения не мог им надышаться.
Ощущение от дыхания было сродни тому, как если бы выпил литров пять пива, дотерпел до последнего и выплеснул потом в туалете накопленное. Такое же облегчение и невообразимый кайф!
На пирсе никого не было. Якудзам после моего окунания нечего было делать на пирсе. Они удостоверились, что я перестал пускать пузыри, да и отправились по своим делам. А что? Я бы также поступил на их месте.
А чего стоять и ждать у моря погоды? Пузыри вышли. Больше никаких движений под водой не видно, так что можно было отправляться по делам. С освещенного берега вообще плохо видно, что творится под водой, тем более что глубина была приличной.
Незнакомка уверенными гребками поплыла к бетонному пирсу. Слева от того места, где меня опускали, в воду окуналась ржавая лестница. Похоже, что её поставили там специально для всяких-разных долбочесов, которые зазеваются и могут навернуться в мазутную пленку.
Плыть с бетонными башмаками на ногах было не вполне удобно, но жить хотелось сильнее, поэтому вскоре я тоже зацепился за ржавый костыль. Незнакомка высунулась, осмотрелась и шепнула вниз:
— Всё чисто.
— А никто не говорил, что у тебя прекрасный вид сзади? — не смог удержаться я от подколки.
И в самом деле — брюки прилипли к соблазнительным бедрам, как будто их и не было вовсе. А черная блузка обтянула сексуальные возвышенности так, что мозг запросто убрал эту блузку прочь, оставив для фантазии лишь упругое тело.
Если вы скажете, что только вылез и уже готов трахать всё, что движется, то я с вами не соглашусь. Я только что вылез из такой задницы, что любое зрелище могло меня восхитить, чего уж говорить о прилипшей к женскому телу одежде. Нет, не так — к прилипшей к соблазнительному женскому телу.
— Говорили… Я потом даже их погребальные урны пару раз навещала, — сообщила девушка.
— Ну вот, нельзя же быть такой серьезной, — покачал я головой.
— Нельзя быть той, о которую вытирают ноги все, кому не лень. Я сама выбираю того, с кем провести ночь. И сама буду решать, кому говорить мне пошлости, а кто захлебнется кровью, смывая свой позор. Я отказала даже господину Ицуми, хотя он и обещал сделать меня женой. Нет, свобода для якудзы сильнее брачных уз!
— Вот жеж… Ну и как с тобой вообще общаться-то можно? Я же с серьё… Ё-моё!
Я поставил ногу на ржавую перепялину и едва не прочертил носом по металлу, когда бетонный башмак соскользнул с лестницы. Пришлось бултыхнуться обратно в воду, чтобы не нанести существенных повреждений родившемуся заново пухлому тельцу.
— Вылезай, ты на ногах-то стоять нормально не можешь, а туда же… в любовники набиваешься, — рассмеялась девушка.
— Я? В любовники? Тьфу-тьфу, — выплюнул я воду. — Да что ты такое говоришь-то? Даже мыслей о таком не было. Просто я увидел симметрию и алгебраическую выверенность форм. Я оценивал красоту линий с математической точки зрения, как идеальные графики функций.
— Да-да, езди мне по ушам, школьник. Вдруг я тебе поверю?
Она стояла на пирсе, чуть расставив ноги и уперев руки в бока. Электрический свет вычерчивал её фигуру, делая четкой на контрасте черного и желтого. И этот контраст был выигрышным для незнакомки. Большая грудь, длинные ноги, милое личико… Даже слипшиеся волосы придавали ей какого-то чертовского обаяния. Опасная и желанная.