Лечение из ладоней не помогало — я не знал, где болит у маленького тануки. Синеватый дым растекался по телу лежащего Киоси и спадал на пол. Сэнсэй же стоял в дверях и покачивался с пятки на носок. Похоже, что произошедшее с Киоси его нимало не интересовало.
— Сэнсэй! Что за рецепт? Что с Киоси? Сердце не бьется!
— Он сдох, — спокойно пожал плечами сэнсэй.
Глава 4
Вот как вот можно быть таким спокойным? Это же не какая-то дворняжка с улицы отмучалась — это друг и соратник. Это даже ученик, пусть и по кличке «Убыток». Я не верил своим глазам — да не может сэнсэй быть настолько жестоким.
Ну да, натворил Киоси дел, но ведь это всё решаемо… наверно. А так… Стоять, прислонясь к косяку и смотреть на лежащего малыша-тануки… Который ещё и умер из-за того, что кто-то не закрыл чашку с позабытым зельем.
Пусть Киоси и взял её без спроса, но ведь его потом можно наказать за это? Можно в угол поставить, на колени, на горох. Но не лишать же просто так жизни, а потом любоваться делом рук своих?
Нет, я вообще не могу такого понять! Не могу понять и принять!
Я быстро перевернул Киоси на живот, перекинул его через колено и попытался вызвать рвотные массы. Да куда там… Легче было бревну блевануть, чем холодеющему Киоси.
Провел рукой по мальчишеской голове, взъерошил жесткие волосы. И что? Это всё? И мальчишка вот так вот просто умрет на полу старого колдуна из-за дурацкой ошибки?
— Неужели нельзя ничего сделать?
— Можно. Выволоки его на улицу, чтобы не вонял. Оно… знаешь ли… когда человек умирает, то и обосраться может. Вот поэтому иногда хочется повеситься с тоски, а как представишь, что зайдет та же Мизуки, а я вишу с высунутым языком, да ещё и обосранный… Нет, лучше пока небо покопчу.
— Ты, коптитель! — не выдержал я. — У тебя ученик умер, а ты только о себе думаешь! Нельзя же быть таким…
— Каким? — с легкой ухмылкой спросил сэнсэй.
— Таким распиздяем! — сорвалось с моих губ. — Он же уходит от нас! Он умирает! А ты стоишь и языком мелешь! Давай, сделай что-ни… Ой-ё…
Сэнсэй сделал «что-нибудь». Он подхватил моё оставленное ведро с грязной водой и окатил меня с ног до головы. Волна хлестнула в лицо, заставив меня проглотить остальные колючки под языком.
— Охладись чуток, Тень, а то ты слишком раздухарился. Ладно, пошутил я над тобой и будет. Ничего с твоим подручным не случится. Он выпил зелье, которое погружает в летаргический сон. Неужели ты думаешь, что я буду хранить свитки без особой отметки? Чего ты киваешь, стервец? Слишком уж ты плохо обо мне думаешь. Через три дня очнется и будет бегать как ни в чем не бывало. Но вот по поводу оттащить я не шутил. За это время он обделаться может по уши. Вытащи его в палатку. Пусть там полежит, всё не так вонять будет.
— Вот же ты…
— Распиздяй? Я запомню это название, дорогой ученик, — хмыкнул сэнсэй. — При случае напомню.
— Но я же не знал!
— А тут и знать нечего. Ты должен безоговорочно доверять старшему брату. Якудза только на этом и держится. На доверии, служении оябуну и незыблемости традиций. Ты можешь прочитать кодекс правил, который висит на самом видном месте генерального офиса. Один из пунктов гласит: якудза не должен себя вести непристойно и отступать от принципа уважения старшего младшим. Сейчас ты нарушил этот пункт. И как же ты себя будешь вести дальше?
Я угрюмо взглянул на сэнсэя. Шутит или нет? Вроде бы не похоже — лицо серьезное, сморщенное.
Блин, там девчонку хотят замочить, а он тут решил меня вежливости поучить? И ведь не скажешь ничего в ответ — любое слово может повернуться против тебя.
— Молчишь? А ведь ты должен хотя бы покаяться и извиниться передо мной. Как сказал один из оябунов якудза: «Когда якудза грабит людей, связывается с наркотиками, нападает на жителей, членов их семей и детей — это больше не якудза, это просто мафия». К таким бы я отнес и тех, кто оскорбляет своих учителей. Неужели ты стал мафией, Тень?
— Прости, сэнсэй, — сказал я. — Я был неправ. Я не должен был выпускать эмоции на волю. Я лишь…
— Да понимаю я, — махнул рукой Норобу. — Ты всего лишь увидел мертвого друга и подумал, что можешь его оживить. Знаешь, я бы на твоём месте обложил сэнсэя покрепче…
Вот теперь на лице Норобу показалась улыбка.
— Что-о-о?
— А то — между собой мы можем сраться сколько угодно, но на людях тебе необходимо выказывать мне почет и уважение.
Я сидел в луже воды, с мертвым Киоси на руках, облитый, оплеванный и должен был уважать сэнсэя? Похоже, что вся гамма эмоций отразилась на моём лице, так как Норобу поднял руки и произнес: