Заехав подальше от дома Минори, я бросил мотоцикл. Если найдут босодзоку, то их счастье. Если же не найдут, то я не виноват. Ну, или виноватым себя не считаю — это вознаграждение за моральные потери. На такси доехал до кафе «Такашито» и передал вытащенные у мордатого бандита деньги. Немного, но в качестве залога сойдет.
Господин Вада слегка попричитал, что этого мало и вообще, надо бы поднять цену за кафе, но я напомнил о силе интернета. Напомнил, скорчив серьезную моську. Моська получилась настолько серьезной, что для умасливания мне выделили суп-мисо и удон. Аяка подсела и спросила, что и как прошло с освобождением. Я пожал плечами — в ближайшее время босодзоку беспокоить явно не будут, а если осмелятся, то человек из Хино-хеби снова вернется.
Аяка по секрету сказала, что господин Вада после нашего ухода очень сильно переживал — вернусь я или нет? Даже курительную палочку поставил в своём офисе за моё возвращение. В последнее время дела у Такашито вообще идут не очень хорошо, а тут ещё и эти босодзоку нарисовались. Так что я был вроде ангела-спасителя.
— Во как, а раньше не могла сказать? — насупился в ответ. — Я бы ещё ниже цену сбил.
— Не могла, всё-таки он хороший дядька.
— Этот дядька тебя уволил.
— Ой, да ладно тебе! — отмахнулась Аяка. — Он увольняет меня семь раз в неделю, так что я уже привыкла.
Я только хмыкнул в ответ — кругом одни заговоры. После плотного ужина помчался домой, и вот тут меня ждал сюрприз…
Возле ворот стоял знакомый черный «Мерседес». За рулем сидел хмурый Хаяси. Он кивнул мне, когда я приветственно махнул рукой.
Если Хаяси здесь, то вряд ли для того, чтобы просто постоять у ворот и похмуриться. Значит, у нас в гостях была Мизуки Сато. Давненько её не видел, надо зайти — поздороваться. Однако, первым делом я проведал тануки. Киоси продолжал спать своим зачарованным сном. Мух стало больше — я так и не купил липкую ленту. Хреновый я товарищ…
— Ничего, скоро очнешься и тогда помоешься! — сказал я, помахав полотенцем над лежащим Киоси.
Мух позабавили мои махания, и они вылетели на перекур, чтобы обсудить действия блондинистого пухляша.
— Ты зайдешь или возле тануки ляжешь? — донесся из окна раздраженный голос Мизуки.
— Я тоже рад гостям! — крикнул я в ответ. — Сейчас зайду!
Как только зашел в дом, оставив обувь на пороге, так сразу же почувствовал неладное. Вместо ароматов заваренного чая в воздухе витали тяжелые запахи спирта и лекарственных мазей.
Мизуки вышла из комнаты сэнсэя с нахмуренными бровями:
— Где ты был, малыш? Почему оставил сэнсэя одного?
— Сначала учился, а потом нечаянно купил кафе.
— И всё? Это все проблемы, которые у тебя были?
Я почувствовал неладное. Неспроста она так спрашивала… ох и неспроста. А ещё брови на красивом лице так хмуро изгибались, что начали походить на мохнатую сойку.
— Что с сэнсэем?
— Умер твой сэнсэй, — бросила Мизуки. — Умер, пока ты кафешки направо и налево покупаешь…
— Норобу! — с криком я ворвался в комнату сэнсэя.
— Да кому ты веришь? — прозвучал в ответ скрипучий голос.
Сэнсэй лежал на своей кровати, укрытый одеялом. На его лице красовались кровоподтеки и синяки в таком количестве, словно Норобу упал с площадки пятого этажа и носом пересчитал все ступеньки. Синева боролась с багрово-желтыми пятнами за территорию. Нос навис переспелой сливой над пухлыми губами. И без того узкие глаза вообще превратились в две щелочки, между которыми вряд ли пролезет лезвие бритвы.
— Кто? — вырвалось у меня.
— Хуй в кожаном пальто, — проскрипел Норобу. — Сам себя покалечил из-за того, что у меня такой непутевый и ленивый ученик.
— Да чего ты сразу? Утром же друзьями были… Кто тебя так разрисовал?
— Сказал же — сам!
— Да сам ты себе прыщ выдавить не сможешь, всё тануки заставляешь. Чего ты…
— Это Дзун Танагачи его околдовал, — произнесла Мизуки. — Заставил его тело самому себе наносить удары.
Дзун Танагачи… главный оммёдзи, у которого мы должны были попросить свиток, где описан способ борьбы с онрё. Получается, что сэнсэй Норобу не дождался меня, пошел сам и…
— Куда же ты один-то? — покачал я головой. — Надо было подождать…