Женщина встала. Всего два слова и одно действие, но сколько же было грации в этом самом действии… Ветер снова разыгрался, запутавшись в полупрозрачных одеждах. Перед моими глазами возник кусочек белого бедра, оно почти сразу же прикрылось одеянием. Женщина прошла к краю и повела рукой.
Я невольно замер, ожидая, что из рукава кимоно выплеснется озеро, а потом вывалятся два лебедя для плавного и тягучего заплыва. Но нет, и озера не было, и лебедей не видно. Зато под движением руки разогнались облака, обрамляющие изумрудный островок. Они разошлись в стороны, как будто под влиянием мощных вентиляторов.
— Ты просишь помочь, но делаешь это без должного уважения. Посмотри, вот эти люди тоже жаждали мести. И они до сих пор ждут, когда я обращу на них свой благосклонный взгляд.
Я подошел, встал рядом и заглянул за край.
Етить-колотить!!!
На сколько хватало глаз растянулось людское море лиц. Люди стояли, молча подняв лица к краю парящей платформы и смотрели. До них было около двадцати метров. Безмолвные, умоляющие, плачущие. Мужчины и женщины, старики и дети. Все они смотрели снизу вверх с такой надеждой, что у меня невольно защемило под ложечкой.
— Это что же… Это…
— Да, это те, кто может стать онрё, если выберется отсюда, — проговорила Оива. — Вот только я не разрешаю им покидать свои владения.
— Но почему?
— Потому что месть разъедает душу. Она занимает место, которое предназначено для любви…
— Я никогда не испытывал любовь, — сказал я в ответ. — Так что у меня хватает места для мести.
— Место для мести, — задумчиво произнесла Оива. — Забавное словосочетание…
Она отвернулась и пошла к своим качелям. Облака постепенно начали соединяться, закрывая людей внизу. Ещё минута и последний взгляд закрыла туманная пелена.
Со вздохом я повернулся. Оива чуть покачивалась, толкая ножкой изумрудную траву. Её взгляд был устремлен вдаль, как будто там она увидела нечто очень важное. Даже когда я подошел ближе, то она всё также продолжила смотреть в никуда. Меня как будто уже не существовало.
— Скажите, вы поможете мне одолеть моего врага? — наконец спросил я, когда молчание стало слишком тягостным.
— А зачем? Всё равно твои друзья рано или поздно умрут. Ничто не вечно на Земле, а так… Возможно, онрё может помочь друзьям избежать горя и разочарования, тоски разбитых сердец и боли обманутых ожиданий… Возможно, он помогает им, а не вредит.
— Так может быть пускай они покинут мир в отпущенный им срок, а не с помощью этого хмыря?
— Нет, если он вырвался на свободу, то пусть насладится этим временем. У онрё так мало удовольствий, — чуть потянулась Оива.
Я видел, как под одеждой поднялась высокая грудь.
— Так что… помощи от вас мне ожидать не стоит?
— Нет, не стоит, — покачала головой женщина. — Пусть мстительный дух развлечется в последний раз прежде, чем навсегда покинет Землю. Тем более, что он из Японии, а ты гайдзин… Он роднее… Ты можешь уходить, пришелец из другого мира…
Я стоял возле неё, смотрел в бесстрастное лицо. Понимал, что все уговоры напрасны. Она сама онрё. К тому же ещё и расистка…
Горькая усмешка коснулась моих губ. В Японии я хинин — из низшей касты. В мире японских духов — гайдзин, иностранец. Похоже, что везде я лишний и презираемый.
Ну, раз так, то хуже уже не будет…
Я поднял руку и положил ладонь на высокую грудь. Эх, какое же дивное ощущение…
Оива вздрогнула. Теперь её лицо уже не казалось таким уж холодным и отстраненным. Она с удивлением посмотрела на мою руку. Её глаза расширились.
— Ты… что себе позволяешь?
— Да ладно… Чё ты? — задал я риторический вопрос и накрыл её губы своими губами.
Она ударила меня в грудь кулаками, но я вовремя схватился за лозу и только благодаря этому не отлетел в сторону.
— Как ты посмел? Наглец! Да я тебя сейчас швырну вниз, к остальным… Ты тут останешься навек!
— И целый век я буду рассказывать, какая у тебя прекрасная грудь. Левая… Интересно, а правая такая же? — я тут же накрыл и правую грудь ладонью.
— Ах… — выдохнула Оива.
Две груди оказались в моих руках. Они напоминали мягкие булочки, только-только разогретые и извлеченные из микроволновки. Волосы возмущенно качнулись от моего прикосновения. Её женственный аромат заполнил ноздри, и это вызвало новую, ещё большую волную наслаждения внутри меня. Это был запах женщин, желавшей и желанной. Я глубоко вдохнул аромат её тела. Он был сладострастный, нежный, и я не чувствовал ничего кроме него.
— А теперь поцелуйчик на прощание и можно присоединяться к тем бедолагам, — ляпнул я и впился в губы Оивы.