Исаи выпрямился и отошел к семье Утида. Подскочивший слуга тут же зажег пламя на потухших свечах и не смог удержаться от отдергивания руки, когда загоревшаяся свеча полыхнула огнем и обожгла ему палец. Средний палец правой руки, которой слуга тут же неосознанно затряс, при этом громко вскрикнув. Чтобы остудить ожог, он сложил остальные пальцы в кулак, тоже неосознанно. Получилось, как будто слуга показывал Исаи в спину тот самый жест с отогнутым средним пальцем, который так обожают в американских фильмах.
Это продолжалось всего несколько секунд. Слуга тут же спохватился и взял себя в руки, но для меня это было посланием Акиры духу комиссара Мацуды. И послание это было вполне очевидным. Но самое главное — Исаи обернулся на вскрик и увидел этот самый жест.
Ох, как же перекосилось его лицо… Я едва не прыснул, но сумел сдержаться. Всё-таки смех сейчас неуместен. При взгляде на других людей заметил, что не только я сжимаю губы. Остальным тоже показалось, что Акира был недоволен.
Однако, Исаи сделал морду кирпичом и пошел раскланиваться с семейством Утида.
Я задержался возле выхода. Нет, я не собирался ехать в крематорий, там ждать пока сгорит тело Акиры и рассказывать трогательные истории из жизни сэнсэя «Оммёдо Кудо». Нет, не для этого. Мне хотелось перекинуться парой слов с духом комиссара и сделать моральный выпад ментальным мечом, чтобы ещё больше ослабить силы Мацуды.
Когда же Исаи закончил растекаться мыслью по древу, наливая литры вежливых слов в угнетенное семейство Утида, то на смену ему пришли его родители. Сам же Исаи оказался доступен для связи, чем я и воспользовался.
— Комиссар, а ведь на твоих поминках было гораздо меньше людей, — сказал я, когда подошел достаточно близко.
— Зато они все были искренни, а тут… Тут только из-за благосклонности Утида все собрались, — поморщился Исаи.
Ага, в ход пошло умаление достоинств другого человека. Это показывает неуверенность человека.
— Вряд ли. Тут много учеников, которые сожалеют о смерти учителя и всеми фибрами души ненавидят его убийцу. А у тебя всё было наоборот — люди веселились от мысли о твоей смерти, и благословляли убийцу. Знал бы ты, как мне икалось в день твоих похорон.
— Ты всё лжешь, мерзкий хинин, — прошипел покрасневший Исаи. — Провожающие меня воскуривали благовония с единственной целью — чтобы моё пребывание на том свете было светлым и достойным. Таким же, как при жизни.
Я сдержался, чтобы не растащить губы в улыбке. Думаю, что озорных чертенят в моих глазах было достаточно. Похоже, что я нащупал слабое место в обороне соперника. И не воспользоваться этим местом в дальнейшем будет глупостью.
Подлость?
Возможно. Но так уж меня учили — подлость в бою считается доблестью. Уже потом, когда выживешь, можешь всех посылать. Для войны же сгодятся все приемы. В ушах даже прозвучал голос майора Славы Соколова: «Благородство ты можешь проявлять только до первой плюхи. После — наиболее рациональным поведением в драке является самое подлое. Очень важен психологический момент. Можешь плакать, унижаться, падать на колени. Обосрись — тебя не будут воспринимать всерьез. И зря! С колен в пах бить — легче легкого. Понял?»
— Всего доброго, Макото-сан, — подмигнул я Исаи. — Надеюсь, что к нашей новой встрече вы не простудитесь и явитесь в полном здравии.
— Не надейся, хинин. Я знаю, что такое достоинство и честь, поэтому с удовольствием истреблю несовершенство и подлость, — прошипел комиссар в теле друга.
Как раз подошли родители Исаи. Я приветствовал их легким поклоном и проследовал к выходу.
По пути поймал взгляд Джуна. Он подмигнул мне и чуть склонил голову. За Кацуми я мог не переживать.
В спину ударил налетевший ветерок, как будто это Акира похлопал по плечу. Я шел к машине с легким сердцем и чувствовал, как ветерок лохматит волосы.
Глава 22
— Ну какого хрена ты машешь синаем, как будто мух гоняешь? Движение должно быть плавным и резким одновременно. Это достигается длительными тренировками, — поучал меня сэнсэй Норобу на другое утро после похорон Акиры.
Старая гвардия чинно расселась в холодке и наблюдала за тем, как сэнсэй гонял меня по заднему двору бамбуковым мечом. Я отбивался как мог таким же мечом-синаем, но десяток красных рубцов уже вздулось на теле. При этом самому сэнсэю так и не смог зарядить по плешивой макушке. Хотя и очень старался.
А старички-разбойнички развлекались вовсю, наблюдая за моими унижениями и получением звездюлей. Сэнсэй с присущей ему быстротой разделывал меня под орех синаем и подставлял бамбуковый меч каждый раз, когда я думал, что вот-вот огрею быстрого противника. Киоси запрягли бегать в магазин на другой улице — в дом сэнсэя ему строго-настрого запретили соваться. Во избежание ликвидации этого самого дома.