— Устраивает. Так ты с ним сейчас это… до сих пор?
— «Это» — нет. Сейчас у нас чисто деловые отношения, — жестко сказала Александра.
— А «это» было только те три дня?
— А вот это не твое дело, — сказала Александра, мило улыбнувшись. Витек подумал, что примерно с такой же улыбкой эта прелесть запросто воткнет вилку ему в глаз, после чего с таким же олимпийским спокойствием этой же вилкой дожрет яичницу.
— Ясно, — сказал он. — Еще тот кекс ваш Стасик. С приветом.
— Что есть — то есть, — кивнула Александра. — А кто сейчас без привета? Ты что ль? Сомневаюсь.
— А чего это он там гнал вчера… Про чувство какой-то собственной важности?
Александра состроила многозначительную физиономию.
— Рассматривать чьи-то действия как низкие, подлые, отвратительные или порочные — значит придавать неоправданное значение личности их совершившего, то есть — потакать его чувству собственной важности, — процитировала она. — Не обращай внимания. Это он когда штангу не таскает и морду никому не бьет, Карлоса Кастанеду читает. И книжки по НЛП.
— НЛ… чего?
— Нейро-лингвистическому программированию. Но тебе это все равно не поможет.
— Понятно… А ты, как я вижу, тоже этого… Карлсона почитываешь?
— Карлоса, — вздохнула Александра. — Бывает… Ну ладно, душеспасительная беседа окончена, — отрезала она. — И если тебе все понятно, то я пошла. Телефон клуба ты знаешь, если что надумаешь — звони.
Она встала из-за стола и, бросив в раковину пустую сковороду, направилась в спальню.
— Слушай, а все-таки, на кой я твоему Стасу облокотился? — задумчиво бросил Витек ей в спину.
— Понятия не имею, — отозвалась из спальни Александра. — Может, ему человек был нужен со стороны, чтоб Саида убрал. Если так, то по всем раскладам он сам потом должен был дать команду тебя убрать, но менты оказались проворнее… А ты в ментовке не колонулся, прошел, так сказать, тест на вшивость. Ему это понравилось, и он решил тебя к себе взять. Скорее всего так, но это только моя версия. У него в голове порой такие многоходовки крутятся… Все может быть. А что? Дух в тебе есть, кулаки есть — хреноватые пока, но это ретушируется. И теперь ты еще и кровью повязан по самые некуда. Куда ж тебе теперь, если не с нами?
Она замолчала и вышла из спальни, уже разговаривая с мобильником, затянутая в свой рабочий костюм от Версаче, снова строгая, деловая, подтянутая, с закрашенным макияжем лицом, готовая и стенограмму оттарабанить, и в душу треснуть кому потребуется, и, видимо, по обстоятельствам и пристрелить кого-нибудь, если хозяин прикажет.
— Все, пока. Меня уже ждут.
Она бросила мобильник в карман, сняла с вешалки белое кожаное пальто, небрежным, но невероятно грациозным движением набросила его на себя и шагнула к двери.
— Александра… — задумчиво сказал Витек ей вслед. — Афродита… Красиво. Тебе идет.
Она обернулась, удивленно подняла брови, потом улыбнулась чуть заметно и ушла, оставив после себя едва слышный аромат дорогих духов на смятой постели и немытую сковороду в раковине, ну никак не вяжущуюся с образом древнегреческой богини любви.
«Был нужен человек со стороны… По всем раскладам, он сам потом должен был дать команду тебя убрать, но менты оказались проворнее… И где гарантия, что в другой раз менты окажутся не такими проворными?»
Зеленая пачка лежала на столе, перетянутая черной резинкой, какой до эпохи развитого капитализма продавцы в магазинах перехватывали куски мороженого мяса, завернутого в прозрачную пленку. С верхней банкноты на Витька высокомерно смотрел американский президент, похожий на Петра Первого из школьного учебника истории.
«Дают — бери…»
Витек снял резинку и пересчитал деньги. В пачке оказалось десять тысяч долларов.
Он поднес их к лицу.
Деньги пахли. Забытым запахом из далекого детства. Старыми, давно выветрившимися духами из стеклянного флакона с рельефно выдавленным на нем двуглавым орлом.
«У тебя сроду таких денег не было и не будет…»