И в это же время, прокручивал в голове другие знания и умения, ныне ещё неведомые, но такие, воспользоваться которыми хотелось бы. Скажем — я много интересовался оружием. Это среди дяденек частое увлечение. И, скажем, соорудить стреляющий пулей арбалет, пожалуй, смог бы. Да такой, что переплюнет нынешние казачьи пищали, и по скорострельности, и по прицельной дальности. Это, конечно, многодельно и неденежно, однако на охоте может дать мне немалые преимущества. Скорее всего, сумею и кислоты получить — серную из медной руды, а потом и другие.
Могу спирт выгнать, скажем, из морошки. Она легко сбраживается, да вот собирать её замучаешься, даже в урожайный год и ехать за ней далековато. Словом, я прокручивал в голове свои знания и прикидывал имеющиеся у меня навыки. Соображая, как бы получше устроить свою будущую жизнь. И как-то выходило, что лучше всего мне подошло бы для жизни селение, в котором есть кузнец. Очень уж много разного инструмента мои затеи требуют. Такого, какого здесь пока нет. Вспомнилось, что Айтал — дочь кузнеца. В общем — надо поближе познакомиться с её семьёй, да и определяться.
Разбудил меня довольно чувствительный удар по лицу. В августе ночами бывает темно, и в срубе с ещё не прорезанными окнами и дверями видно плохо. Я присмотрел это место для ночлега потому, что здесь замечательный дух от смолистых брёвен и никто не побеспокоит до самого рассвета. Главное — храпеть тут некому. Вечернее небо не предвещало дождя, а соорудить себе лежанку — дело нескольких минут. Ну и укрыться мне есть чем — сшил из нескольких шкурок подобие одеяла. Мог бы и спальник соорудить, но материалу не хватило. Я ведь особо-то не охотился — так пройдусь вечерком по окрестности, бывает и встречу кого. Зайцев нынче что-то много.
Да не про них речь. Меня только что отоварили по морде лица. Я пошарил вокруг рукой, ничего не нащупал, но различил внятный шорох наверху — словно через бревно перетягивают верёвку. Кто это шалит? Пока я окончательно просыпался, за стеной слышались негромкие движения, а потом до меня донёсся звук падения чего-то мягкого правее. Пошел туда, растопырив руки и приложился коленкой о лагу — бревно, на которое должен был опереться в центре пол. Тем не менее, тихо шипя про себя, верёвку я ухватил. Толстая такая, есть за что взяться. Потащил, и почувствовал, как она натянулась. Даже подобие ответных рывков ощутил. Не сильных, а каких-то радостных. Стал выбирать её, преодолевая сопротивление — в какой-то момент оно достигло максимума, но потом более не увеличивалось. До меня донеслось слабое попискивание и повизгивание, но я продолжал работать, пока сверху не послышался сдавленный голос:
— Всё. Дальше не пойдёт. Вылезай.
— Айтал, это ты? — ответил я и отпустил верёвку.
— Да. Я уже наверху. Так почему ты не лезешь?
Подставил лестницу под то место, откуда доносились слова и взобрался по ней. Верхняя часть тела девушки показалась над стеной, причём сама она была обмотана верёвкой.
— Ты что затеяла?
— Как что? Тебя выручаю. Пришла, спросила где Миха? Показали этот сруб. А тут никаких дверей нет. Значит, держат тебя тут, чтобы не сбежал.
— А ты решила меня выручить. Тебе не больно от верёвки?
— Уже нет, ты же больше не тянешь.
Лестницу изнутри я переставил наружу и помог Айтал по ней спуститься. Кажется, я ей понравился настолько, что она решила устроить мне побег оттуда, где меня никто не держит. Потом перенёс свой скарб к реке, где её ждала лодка и… мысль, оставить записку о том, что я уехал пришла мне в голову. Бумаги, однако нет, и будить Пелыма, чтобы попрощаться — это не дело. Писать по бересте — вообще не быстро, да ещё и темно. Разыскал караульного казака и попросил передать поклон моему начальнику. Ну и остальным, если спросят. Доложить, одним словом, что я убыл.
* * *Темнота за пределами сруба всё-таки не кромешная. Так что в лодку — большую осиновую долблёнку — мы сели уверенно, и на середину реки выгребли легко. Рассвет пришел во всей красе. Берега, к которым подступает то лес, то луговина, поначалу были скрыты лёгкой дымкой и выглядели таинственными. Потом на смену этому сдержанному очарованию пришло величие. Горизонт как бы раздвинулся, и сбегающие к воде склоны открыли перед нами… нет, это надо видеть. Картины гениальных пейзажистов всё-таки ограничены рамой, а тут огромный простор раскинулся не вширь, а во все стороны, радуя сердце чувством беспредельности.
Яна — не самая большая из сибирских рек, но самая красивая. А плыть по ней вниз по течению — тут никакого кино не надо. То лось покажется в редколесье, то лисица своей по-летнему неяркой шкурой мелькнёт. Соболь на ветке, проводит тебя насторожённым взглядом. Простите охотника! Но глаз невольно примечает то, что может стать добычей.