Наши прогулки уводили нас всё дальше на запад — вглубь Верхоянского хребта. Он не очень широкий, насколько я помню, не больше двухсот километров. Кроме того долины замёрзших рек представляют собой относительно удобные дороги и позволяют не чересчур плутать.
Добычу составляли, как правило, горные бараны. Пушной зверь нас не интересовал. Ну да не о добыче речь.
Как-то раз мы довольно быстро вышли на западные склоны гор и у их подножия разглядели стойбище. Был уже третий день странствий и желание провести ночь у камелька мы с супругой высказали единодушно. Тем более, что и расстояние оказалось невелико, и мороз крепчал.
* * *Три юрты из брёвен, обмазанных глиной, загородка с несколькими коровами и пара встретивших нас лаек. Собственно — стойбище, как стойбище. Дымятся трубы. В одной из дверей показалась фигура, махнувшая нам рукой — мол, заходите. Было уже совсем темно — осень на дворе. Мы устали. Прислонили лыжи к наружной стене, убедились, что Вожак нашёл общий язык с местными псами, и нырнули в тепло.
После уюта рубленых изб, освещаемых свечами, ощущение, что мы оказались в пещере, было довольно сильным. Но тут тепло и есть чем подкрепиться — нам подали мелко покрошенное отварное мясо в густой похлёбке с какими-то корешками или травками, а потом указали спальное место — застеленную шкурами площадку под уклоном стены — они, в силу традиций нашего национального зодчества, завалены внутрь.
* * *Неожиданности начались утром. Во первых, в стойбище присутствовал шаман. И приехал он не к больному, а к больным. В одной из юрт находились мужчины, женщины и дети, умирающие о оспы. В третьей лежали тела умерших и там не топили — то то я вечером дымка над трубой не приметил. Думал, что просто не разглядел, а там, оказывается, морг. Нас, естественно, позвали в дом, где собрались ещё не заболевшие люди.
Не помню, какой у оспы инкубационный период, но он наверняка есть. Так что судьба оставшихся в здоровых сомнений не вызывает — все захворают. На счёт себя я не беспокоюсь — знаю, что в моё время прививки о этой болезни ставили всем поголовно, а вот при мысли об Айтал сердце словно тиски сжимают.
Шаманов я вообще-то не сильно жалую. Как-то воспитали меня с недоверием к разному колдовству. Но этот оказался ничего так — толковый. Объяснил мне неразумному, что раз уж мы пришли, то уходить нам отсюда не следует, потому что если в нас вселился злой дух болезни, то нельзя выносить его к другим людям, чтобы он им не навредил. Разумеется, я ему сразу поверил — следы старых оспин на лице говорили, что с болезнью он знаком не понаслышке. Так что карантин по принципу: «Никого не выпускать» — это, конечно, правильно. Еще шаман сказал, что одна из девочек болеет уже очень давно. И замолчал. Видимо высказать надежду на то, что хоть кто-то выживет, показалось ему неправильным. Своего рода боязнь рассердить духов неосторожным высказыванием.
Напрашивался вывод, что остальные заболевшие или умерли, или дальнейшая их судьба надежды не внушает. В общем, мне оставалось только ждать, когда заболеет моя радость и приложить все силы к тому, чтобы её выходить. Бежать отсюда значило рисковать принести заразу к собственным детям. То есть, скорее всего мы уже инфицированы — про ужасную прилипчивость этой болезни всем известно. Не могли мы не получить её носителей, проведя ночь в одном помещении с теми, кто ходит за больными. Значит, инкубационного периода как раз хватит, чтобы донести эпидемию до тех мест, где о ней ещё не слышали.
* * *На тропах, ведущих от этого стойбища в сторону недалёкой отсюда Лены, по настоянию шамана установлены жиденькие загородки, на которые сверху приделаны страхолюдные чучела — предупреждение путнику, вздумавшему заглянуть в гости. Хорошая придумка. Жаль, что, идя со стороны гор, мы их не увидели в потёмках — они ведь с другой стороны от юрт, и было уже темно. А на нашем пути их не было — оттуда никого не ждали. Свои-то охотники давно дома, а чужим, вроде как и взяться неоткуда.
Я это дело поправил, а потом увидел, как несколько женщин доят коров прямо в загоне. Некоторые животные вели себя неспокойно и меня попросили их подержать. Слово за слово, и выяснилось, что человеческая болячка к скоту тоже липнет — даже язвочки на вымени образуются. Они-то и вызывают у бурёнок какие-то неприятные ощущения, хотя, чтобы уж сильно болезненными были — так, вроде, нет.
Вот тут меня и прошибло озарение. Нет, фамилию того англичанина, что делал первые прививки, я так и не вспомнил. Зато вспомнил, что именно гной из этих нарывов он и заносил в царапину.