На этот раз спор шел вяло: красоты окружающего, жара, сажа и избитость темы быстро погасили наш пыл. Поэтому переключились на новую тему: в какой обстановке лучше писать научные работы. Георгий любил работать в домашней тиши за письменным столом, заваленным книгами и журналами. У Кирилла же со студенческих лет выработалась привычка трудиться в шумной обстановке. Теперь на службе у него тихий кабинет, не мешают Кириллу и дома. Это Кирилла не устраивает. Рядом с письменным столом он установил проигрыватель, притащил стопу долгоиграющих пластинок, начиная с фортепианных концертов, симфоний и опер, кончая эстрадными песенками и джазом, и борется с тишиной с помощью музыки. Кирилл даже разработал своеобразную теорию: в каких случаях нужна та или иная музыка. Он считает, что математические вычисления и хорошо продуманную работу, не требующую особых раздумий, легче выполнять под звуки джаза. Когда возникают затруднения и неувязки в работе, лучше слушать симфоническую музыку. А когда работа не клеится, когда старые теории отвергнуты, а новых в голове нет, когда возникают сомнения в возможности решения поставленной задачи, надо слушать траурный марш или лучше всего сонаты Шопена. Траурные звуки заставляют забывать постороннее и унестись далеко от земного. Там полнейшая пустота, а в этой пустоте витает проблема, над которой работаешь. Она извивается, ускользает от тебя. Но вот ты ее ухватил. Ура! Можно заводить джазовую музыку. А вот оперы и вокальная музыка отвлекают от работы…
На следующий день пейзаж изменился. Пошли низкие холмы и горы, странные холмистые степи.
В Чернышевском чуть не задержались. Состав стоял, и мы изнывали от жары. Кирилл увидел неподалеку ледяной склад, пошел туда за льдинкой, а Георгий, растянувшись на раскладушке, загорал… И вдруг сквозь дремоту он услышал, как что-то царапает по борту платформы. Не сообразив сразу, в чем дело, Георгий вскочил лишь тогда, когда таинственное царапанье окончилось и девушка в форменной одежде с мелом в руках уходила…
— Что вы написали? — закричал он.
Она повернулась и, весело смеясь, сказала:
— Билет на пляж выписала, сможете теперь загорать до утра…
— Что-о-о-о? Почему-у-у?!
— Запрещено цеплять к цистернам некондиционный груз. Пойдете сборным завтра…
— Это мы-то некондиционный груз?! Сотрите немедленно!
— Теперь уже поздно: вон маневровый идет за вашей платформой.
Пришлось одеться и бегом нестись к диспетчеру. С трудом удалось спасти положение…
Вскоре состав тронулся. Опять поплыли складчатые холмы и степь без конца и края. Слева от железной дороги мелькала заросшая кустами речка. Обходя холмы, состав почти касался локомотивом своего хвоста. Через полтора часа мы были в Куэнге.
Здесь нашу платформу за одну минуту отцепили и оставили на путях. Мы осмотрелись. Вдали виднелась станция. Наверху несколько домиков, вероятно поселок. Рядом протекала река Куэнга, вдоль которой мы ехали.
Через луга, кустарники, топча ногами цветы и желтую степную травку, пошли к речке. Она небольшая, но, судя по многочисленным купальщикам, глубокая. Мы так черны от сажи и пыли, что постеснялись подойти к ним и расположились у мелководья. Чтобы погрузиться в воду, пришлось ложиться на дно. Мылись неистово, как солдаты, отведенные с передовой на отдых в тыл. После на общем пляже спокойно поплавали среди местных любителей воды.
Маневровый паровоз пришел в сумерки. Разгрузились своими силами. Разгрузочная площадка узенькая и завалена известью. Пришлось съезжать на самом ее конце, при этом помяли низ машины. Первая царапина! Но ни в одном долгом пути, а тем более в таком, без этого не обойдешься.
Шилка и Нерчинск теперь не страшны…
Утро встретило нас моросящим дождем. Если от Куэнги дороги без покрытия, сидеть нам здесь до окончания дождя и еще потом, пока дорога не просохнет. Но на сей раз пронесло: дождичек поморосил и прекратился. Из-за облаков победоносно вылезло солнце, и мы успокоились.
Поднялись в горку. Кругом холмистая, в траве и цветах, безбрежная, теряющаяся в утренней дымке степь. Но куда ехать? С вечера мы расспрашивали о дороге и все казалось ясным, но теперь перед нами извивалось сразу несколько дорог и все они шли туда, куда нам вчера показывали. Кирилл нажал на газ и помчался по первой попавшейся — она вела на запад (!). Ехали до тех пор, пока дорога не кончилась, перейдя в целинную степь, а «москвич» катил среди травы, в которой скрывались колеса, по кочкам и ямам и наконец остановился. Все дороги, словно сговорившись, одновременно исчезли.