— Мой чудесный и полезный черносмородиновый сок превратился в какие-то очень странные напитки, — возмущенно встряхнул рюкзаком Джефф. — Только посмотрите! Что это значит? Джин... Виски... какая-то непонятная жидкость... жестянки... это же позор! Наверняка кто-то подменил мой рюкзак.
— Что ж, — с притворным смирением вздохнула Фрэнки. — Придется все это выпить.
— Ничего не остается, — поддакнул Джефф.
— Но не сейчас же, — взмолился Майк. — Еще только три часа.
— Конечно, не сейчас. Вечером, тупица. Для разнообразия сегодня будем пить, вместо того чтобы пялиться в телик или заниматься запрещенными действиями с животными — или что там еще ты делаешь по вечерам.
— Это отвратительно. — Алекс демонстративно зажала уши ладонями.
— Отвратительно? — усмехнулся Майк. — Кстати, об извращениях с животными и прочих отвратительных вещах: помните речь в конце семестра?
Фрэнки прыснула.
— Это была самая смешная шутка в моей жизни, — сказала она, отсмеявшись. — Я чуть не описалась.
— И вся школа тоже, — кивнул Джефф.
— Да весь зал намочил штаны, — с улыбкой произнесла Лиз.
— Помните, какая у Лоу была рожа? — Джефф расхохотался. — Черт, будет что рассказать внукам.
— Это была целиком и полностью его вина, — безжалостно заявила Фрэнки.
Алекс с сомнением почесала нос.
— Вовсе нет. Бедняга виноват лишь в том, что живет рядом с фермой. А еще в том, что разозлил Мартина.
— Этого более чем достаточно, — возразил Майк. — Другим и не за такое доставалось.
— Это точно, — кивнула Лиз.
Мы лежим, накинув простыни. Стену заливает вечернее солнце, деревья за окном приобретают цвет раскаленного металла.
— Как жаль, — говорю я.
— Чего тебе жаль?
Я улыбаюсь.
— Много чего.
— А прямо сейчас — о чем ты жалеешь?
— О... о том, что лето не может длиться вечно. Это лето — как обрывок сна.
— Правда?
Я сжимаю его плечо.
— Перестань. Конечно, правда.
— Как скажешь.
— Я же писательница. Раз я говорю, что лето похоже на сон, значит, так оно и есть, черт возьми.
Он смеется.
— Знаешь что?
— Что?
— Ты романтик.
— Ничего подобного!
— Да-да, ты романтик. Притворяешься, что это не так, но на самом деле так оно и есть.
— Ну ладно. Теперь ты. Чего бы тебе хотелось?
— Мое желание — секрет.
— Не может быть, — говорю я. — Скажи.
Он на минуту задумывается.
— Это настоящее желание.
— Как это?
— Обещаю тебе рассказать, когда закончишь писать. Договорились?
— Хорошо. Но почему?
— Потому что я хочу открыть тебе эту тайну после того, как все закончится.
Я его почти не слушаю.
— Мило.
— Да...
Мы еще долго лежим и мечтаем, пока часы не бьют семь.
— Лиз?
— Да?
— Мы не можем лежать здесь весь вечер.
— Почему?
— Так нельзя.
— А мне хочется, — улыбаюсь я.
— Мне тоже. Но от этого суть не меняется.
— Тогда давай хотя бы еще чуть-чуть, — прошу я.
Жить одному по-своему неплохо, но жить с кем-то — это нечто совершенно новое и особенное. Даже если жить вместе совсем недолго. Сегодня, несмотря на нашу близость — а может, и благодаря наглей близости, — Яма кажется чем-то очень далеким, похожим на полузабытый сон. Эти несколько часов становятся для меня средоточием всего мира, а то, что было до и после, словно утрачивает резкость, выцветает. Если бы мы могли жить только в настоящем, не размышляя о том, что было или будет, жизнь стала бы намного легче. Но мы слишком часто не обращаем внимания на сегодняшний момент, зато мысли о прошлом и предвкушение будущего заполняют наше сознание бесплодными сожалениями и иллюзиями. Думаю, отчасти это и делает нас такими, какие мы есть; но сейчас так приятно хотя бы ненадолго забыть об остальном мире и просто быть вместе.
Наконец мы одеваемся. Каждого из нас ждет свой, отдельный мир, где от нас требуются разные вещи.
— А когда он вернулся, то пропустил два учебных года и выпускные экзамены. Вся жизнь коту под хвост. — Фрэнки помолчала. — Несладко ему пришлось, но все равно он никому не нравился.
— Я даже не знал этого парня, — пожал плечами Майк.
Если верить времени, которое показывали часы, день клонился к вечеру. Лиз готовилась к ужину, вынимая из рюкзака и раскладывая вокруг пакетики с рисом и картонные коробки.
— Знаете, я вовсе не этого ожидал, — неожиданно выпалил Джефф.
— Ты о чем?
— Об этом. О Яме. Понимаете, от Мартина всегда ожидаешь чего-то большего... Не знаю...
— Чего-то более сногсшибательного? — подсказала Фрэнки.
— Ну да. Более необычного. Вы же знаете, какие крутые хохмочки у него в багаже.
— Крутые хохмочки — это еще мягко сказано, — заметил Майк. — Вспомните Гиббона. И инцидент с Лоу.
— Он же говорил, что это эксперимент с реальностью, — напомнила Алекс. — Может, на этот раз все по-другому.
— Хочешь сказать, Мартин на старости лет остепенился? — вмешался Джефф. — Что-то сомнительно.
Майк задумался. Ему никогда не приходило в голову, что предыдущие эскапады Мартина были незрелыми; более того, иногда он сомневался, что школьники смогли прочувствовать их скрытый смысл. Большинству задумки Мартина казались изощренными шутками и не более того. Но стал бы Гиббон так неожиданно увольняться из-за простого дурачества? Майк покачал головой. Нет, Мартин был вполне серьезен. И наблюдать за ним было забавно именно из-за того, насколько изобретательно он заметал следы.