Повисшую после этой тирады тишину колыхнул тяжелый вздох Русланы. Она попыталась отлепить старшую сестру от младшей. Но та вцепилась в предплечья Ники с такой силой, что с первой попытки это не получилось.
— Хватит, Аля.
Зрительный контакт между младшей и старшей длился столь длительное время, что глаза у обеих заслезились. Но никто из них не собирался сдаваться.
— Мне все равно, какие козни он против меня строит. Сама с ним разберусь, — твердо заявила Ника. — А если вы, не дай Бог, притащитесь следом за мной в парк, я брошу учебу и навсегда уеду жить в деревню к бабушке.
— Ника… — роняя слезу, взмолилась Алина. — Ну, ты в своем уме? — голос снова стал мягким, на одном дыхании. — Что же ты за глупышка-мартышка… Никуля, а… Никуш, не ходи к нему.
Только младшая — кремень.
— Разговаривай нормально, пожалуйста. Мне давно не пять.
— Аля, — простонала Руся, стыдясь разыгравшейся драмы, хоть в подобных ситуациях сама являлась лишь хладнокровным надзирателем, способным в особо острые моменты призвать обеих сестер к благоразумию и примирению. Отцепив, наконец, старшую от младшей, закатывая глаза и качая головой, тихо шепнула: — Ты делаешь только хуже.
— Ладно. Ладно, — повторила Алина несколько раз, в попытках вернуть себе обладание. — Не дуйся на меня, Никуш. Я просто… — громко вздохнула. — Я так за тебя переживаю, — сдерживая эмоции, прижала к груди ладони.
— Не стоит, — буркнула младшая.
Пока Алина мысленно клялась никогда в жизни не заводить собственных детей, ибо на фиг сдались эти сумасшедшие переживания, Доминика подняла глаза к ее бледному лицу. Заговорила сдержанно, но непоколебимо. С четкими паузами, будто это способно помочь сестре смириться.
— Аля, я пойду. Прими это. Не назло тебе. Просто так правильно. Я наговорила лишнего, должна ответить. От этого сейчас зависит моя репутация.
— Какая репутация, императрица? — Руслана всеми силами пыталась разрядить обстановку.
Вот только настрой Доминики не изменился. Сухой тон тоже.
— Я не желаю, чтобы общество, в котором мне предстоит существовать как минимум четыре года, считало меня трусихой и балаболкой.
— Градский выпускается в следующем году, — напомнила сраженная принятым решением Аля, голос ее звучал соответственно — убито.
— Это не значит, что он унесет мой "секрет" с собой в могилу.
— Ника!
— Хватит меня уговаривать. Зря только ссоримся…
Алина заметно раскисла. Но быстро взяла себя в руки.
— Ник, мы команда. Мы втроем круче, чем однояйцовые близнецы, помнишь? Но ты всегда будешь нашей младшенькой, сколько бы тебе ни было лет. Маленькой сестренкой, которой я заплетала косички и водила за руку в школу. Ты говоришь, четыре года — фигня. Может быть… В какой-то мере ты права. И все же существует связь, где эта разница по-другому работает. Я сейчас скажу, возможно, непозволительную вещь. С Русей все по-другому. Ее я тоже люблю. Но ты… Ты для меня, как ребенок. Не мамин, не папин, — заплакала все-таки. — Я тебе кашу варила. Я тебе сопли вытирала… Про месячные тоже я рассказывала, притом, что мама у нас — гинеколог. В пятом и шестом классах я из-за тебя в летний лагерь не ездила. Ты болела постоянно, мама говорила, лучше нам побыть в деревне у бабушки, и я соглашалась. Я же за тебя… что угодно… А ты говоришь, четыре года — фигня. Не фигня, Ник. Не фигня.
Пока Алина говорила, у Ники мурашки по телу носились. Пусть некоторые вещи ей и не суждено понять в силу того, что она все-таки последняя, и младших сестер у нее не имеется. Чувства, которые к ней испытывала Алина, не передашь словами. Нет. Это невозможно. Но под влиянием момента эмоции захлестнули Доминику, она и попыталась выразить их своим способом.
— А помните, в детстве я часто ныла из-за того, что у вас обеих рыжие волосы, как у мамы, а я белобрысая? Что мы сделали, чтобы решить проблему?
Ответом на этот вопрос прозвучал взрыв смеха.
Сколько бы они ни вспоминали и обсуждали этот случай, всегда хохотали.
— Боже, — выдохнула Алина между приступами смеха. — Я думала, если недолго держать тебя в воде с краской, получится естественно и незаметно. Будто ты подросла и сама собой порыжела.
— Ага. Гениально!
— Как вспомню папино лицо!
— "Красная! Она просто… бл*дь, я не знаю, красная!" — цитировала Руся звонок отца матери.