Еще совсем недавно рабочие и работницы фабрики шерстяных изделий, хозяином которой он был, – фабрику он получил в наследство после смерти жены Марии Жоаны Ролин Вильяверде, – жили как заключенные, работая по шестнадцать часов в сутки, и ничего, а теперь они устраивают стачки, борясь за десятичасовой рабочий день, и требуют одинаковой оплаты труда. Кто выплатит им разницу?! Не будет ли эта мера направлена против всех?! Против самих рабочих, именно против них самих, которые просто помешались на нелепых идеях.
Совершенно случайно он заговорил об этом с председателем муниципалитета, когда они ехали с ним в черной коляске, запряженной парой игреневых лошадей, которую Релвас впрягал специально для деловых поездок в поселок. Это был его торжественный выезд. Трон-передвижка магната-громовержца, как называли выезд и его эти канальи республиканцы, с которыми теперь объединились прогрессисты, а-а! Все это слепота глупца Зе Лусиано!..
Момент, без сомнения, тяжелый, и все из-за этих распрей, которые разобщили партию монархистов; слепые, слепые и вожди слепых, еще хорошо, что Интзе и Жоан Франко[39] сообразили ввести диктатуру, покончив с либеральными фантазиями, которые так по душе были его отцу, но которые оказывались пустыми, если страна не знала, что с ними делать. И результат был налицо. Свобода, когда ее требовал народ, была опасным вымыслом. Ведь народ был несовершеннолетним и нуждался в опекунах, которые бы его наставляли и уберегали от смертельных опасностей, последствия которых необходимо было предусмотреть и обойти, если, конечно, это возможно. Хорошо еще, что судья Вейга был начеку и его рука карала.
– Никогда не дозволяйте, чтобы ваша рука дрогнула, – говорил Диого Релвас председателю муниципалитета. – Мы живем в чрезвычайное время… Но я здесь, рядом с вами, вы же знаете. Я ведь от опасностей не отворачиваюсь. Нет, общественным деятелем я быть не хочу, увольте, но хочу быть деятельным членом общества. Это не одно и то же.
– Коммерсанты зашевелились…
– Так вот, делайте так, как говорил мой дед: кнут! И посильнее!.. Правительство на хорошем пути, но все должно быть вовремя. Все промышленные и торговые ассоциации восстали против мер министерства финансов и свернули свои дела, прогрессисты отказались от преждевременных выборов, отложили. Однако, имей мы твердую руку, они опомнятся, придут в себя.
– Возможно…
– На «возможно» мы рассчитывать не можем, мой дорогой Соуза. В слове «возможно» всегда звучит неуверенность, а неуверенность в данный момент – синоним предательства. Так что «возможно» – предательский микроб…
– Я считаю себя неподкупным.
– Тогда смело вперед.
– Сказать, Диого Релвас, проще, чем сделать.
Этот ответ землевладелец встретил как пощечину и разозлился. Его глаза цвета старого золота или тины – точно, тина в рукавах Тежо именно этого цвета – потемнели.
– Несколько месяцев назад один из моих сыновей совершил легкомысленный поступок. Ну, обычные вещи для молодежи! Я призвал их к себе обоих и спросил, кто из них в том повинен. Они молчали. Так я их в Кубу… (он с удовольствием помолчал) и вместе с тем слугой, который на них пожаловался, чтобы они насладились обществом друг друга…
Председатель муниципалитета про себя подумал: «Наказал-то ты только слугу, друг мой. Чего он там только не перенесет!» – но ответил с добродушной улыбкой:
– Вы, Диого Релвас, были бы отличным председателем муниципалитета…
– Но вы же знаете, что у меня свои дела, – желчно ответил Диого Релвас. – Но если беспорядки будут продолжаться слишком долго, я подумаю и соглашусь (и тут же решил подсластить пилюлю) в тот день, когда вы, Соуза Модурейра, решите уйти в отставку, что, надеюсь, не скоро случится или, вернее, не случится вовсе.
Это была в одно и то же время и угроза и любезность. Соуза Модурейра хорошо знал, что зависит от землевладельца, а потому подобострастно протянул ему руку.
– Не место красит человека, а человек место, Соуза Модурейра. И вы должны это доказать, выполняя свой… Между тем ваше сердце иногда слишком великодушно к некоторым людям… За республиканцами и им подобными нужен глаз да глаз. Держите их в руках и страхе… Страх вовремя сдерживает людей, давая возможность избежать насилия. Будьте в курсе международных событий и особенно к ним внимательны: Франция жмет на нас из-за подрядчика лиссабонского порта, это некто Эрзент; Германия завладевает нашим заливом Кионга, что в Мозамбике, а обезьяны бразильцы опять нападают на нас из-за того, что мы предоставляем на наших кораблях убежище любым мятежникам. Дозволить беспорядки в такой момент…
– Правительство хочет распустить парламент, – сказал Соуза Модурейра, выразив этим свою осведомленность в политике, тайную конечно.
– Да это уже должно быть сделано давно.
– Каждому овощу свой срок…
– Это когда нет опасности потерять урожай, ожидая полного дозревания, но иногда – иногда стоит фрукт снять зеленым. Скоту и зеленый сгодится.
У дверей муниципалитета он высадил председателя и поехал в своей коляске дальше – нанести визиты друзьям и знакомым. Надо сказать, что в более серьезные моменты жизни Диого Релвас предпочитал по поселку передвигаться верхом на лошади. И один. С тем чтобы все могли его видеть.
Так и было, когда спустя несколько месяцев диктатура Интзе – Франко издала новый Свод законов, внеся изменения в избирательный, согласно которым мелкие избирательные округа упразднялись, а крупные попадали под надежную опеку высших должностных лиц королевства. Оппозиция пришла в ярость. Правительственный маневр целил в самое яблочко: расширить избирательные округа до пределов административных округов значило скомпрометировать в городах завоевавших престиж республиканцев и прогрессистов, растворить их голоса среди голосов избирателей поселков и деревень, где всем распоряжается и командует, почти как в средние века, сельскохозяйственный магнат.
Диого Релвас разъезжал по поселку на необычайно красивом светло-рыжем коне – шерсть цвета корицы вперемешку с белым, при доминирующем светло-рыжем с розовыми вкраплениями и белыми пятнами по всему телу. Это было великолепное животное, изысканно сложенное и редкого нрава. Объезжал его Зе Педро Борда д'Агуа, поплатившийся за свой подвиг двумя сломанными ребрами.
На этой самой лошади в ноябре тысяча восемьсот девяносто пятого года к церкви, куда были приглашены избиратели на выборы, и подъехал землевладелец. Он приехал в Алдебаран около полудня, хотя знал, что оппозиция голосовать воздерживается, а у возрожденцев есть надежда на победу.
Площадь кишмя кишела слугами, мелкими торговцами и ремесленниками, живущими в имении «Мать солнца». Они стояли группами и группками, не обращая внимания на непрекращающийся дождь. Управляющие, работники, погонщики скота и надсмотрщики – короче, вся свита его «королевского величества» ожидала появления своего «короля», стоя вокруг его сыновей, приехавших чуть раньше. Антонио Лусио женился год назад и приехал с братом из своего имения, которое было подарено ему отцом к свадьбе. Он сильно похудел. Хронический кашель, полученный после случившегося на заливных землях Лезирии наводнения, не оставлял его.
Как только послышался цокот копыт лошади Диого Релваса, разговоры на площади смолкли. Слуги поснимали шапки, всадники спешились и расступились, давая помещику дорогу. На лошадях оставались только сыновья, одетые по-рибатежски в штаны и куртки, но, когда силуэт отца замаячил в конце длинной улицы, к дверям домов которой высыпали женщины, чтобы поглядеть, как тот проедет, шляпы сняли и они. Все ему низко кланялись и желали божьего благоволения: ведь землевладелец пожаловал сюда, чтобы исполнить свой гражданский долг.
Воцарившаяся тишина красноречиво говорила сидящим за избирательным столом о том, что Диого Релвас прибыл, кое-кто тут же бросился на ступени, ведущие в церковь, расталкивая стоящих на пути локтями, чтобы занять место поудобнее; Мигел Жоан и Антонио Лусио заставили лошадей стать друг подле друга на небольшом расстоянии. Диого Релвас прошествовал мимо, приложив кончики пальцев к черной шляпе и ни на кого не глядя. Но он видел всех и каждого, и они это знали.
39