Но даже случаи полного фонетического тождества омонимов, образующих омонимическую метафору, не исключают правомерности рассмотрения какэкотоба в роли лексического повтора своего рода.
Нельзя забывать и о возможных различиях в архаическом музыкальном ударении этих омофонов. Трудно судить об этом в наши дни с полной достоверностью, однако различие тона принципиально меняло бы интонационный рисунок строки.
Очень существенным представляется и то обстоятельство, что в качестве омофонов какэкотоба, как уже упоминалось, могут выступать различные части речи, и естественно, что они будут по-разному вступать в отношения с другими словами танка, образовывать разнородные синтаксические конструкции, например:
(24-й дан)
Это стихотворение содержит два какэкотоба: 1) хигураси, что означает «закат дня» и «цикада», причем в первом значении слово состоит из двух морфем: хи — «день» и кураси — «закат», во втором представляет собой одну лексему, 2) кими мацу яма, где кими — «ты» и «возлюбленный», яма — «гора», мацу — «ждать» или часть топонима Мацуяма, вторая строка танка поэтому может быть переведена либо «ты, с горы Мацуяма (кукушка)», либо «в ожидании тебя, мой возлюбленный». Очевидно, насколько разнятся синтаксические и морфологические связи слов, носящих разные значения этих какэкотоба, с остальными элементами стиха и насколько различны будут синтаксические членения танка в каждом из случаев по сравнению с другими. Перераспределение синтаксических групп, разумеется, непосредственно связано с ритмом стиха.
То есть какэкотоба в восприятии человека, слушающего или читающего танка, существует как бы в двух ипостасях, причем дважды воспроизведенным оно оказывается и с точки зрения интонации стиха, и с точки зрения его синтаксиса, а также на уровне ритма. Само собой разумеется, что подразумевается еще двоякое восприятие смысла строки, содержащей какэкотоба, или всего стихотворения.
Все эти обстоятельства, как нам кажется, позволяют заключить, что какэкотоба также отчасти способно, хотя весьма специфически, восполнить в танка функцию лексического повтора.
Итак, мы видим, что простому лексическому повтору в танка остается все меньше места и, хотя он не утрачен поэзией полностью, его функции оказываются отчасти возложенными на другие приемы, которые, таким образом, выполняют сразу несколько ролей, т. е. все более важным условием существования танка становится высокая емкость текста на разных его уровнях. Тенденция к высокой семантической емкости определяет и использование такого приема, как энго, т. е. «связанные» ассоциациями слова. Связанными в такие наборы, четко регламентированные к этому периоду развития поэзии, оказываются, например, следующие понятия: весна, цветение сливы, снег или шкатулка, крышка, открывать. При этом одно из слов, входящих в набор энго, может иметь омофон и использоваться как какэкотоба, создавая второй смысл стиха; кроме того, слова, связанные по типу энго, повторяются вместе настолько часто, что одно из них может носить постоянную атрибутивную функцию и служить макура-котоба. (В некоторых случаях комментаторы даже не могут однозначно квалифицировать это явление, и то, что один называет энго, другой может отнести к макура-котоба.)
В 22-м эпизоде Ямато-моногатари рассказывается: «Когда Рё-сёсё потребовалась кожа на тесемки, привязывающие меч к поясу, Гэму-но мёбу сказала: „В моем доме есть“, но долго не присылала. Тогда Рё-сёсё:
так написал, и Гэму-но мёбу, пораженная этим стихотворением, приказала отыскать [кожу] и послать».
Приведенный подстрочный перевод танка передает лишь самый поверхностный ее смысл: обещанную кожу все никак не присылают, и непонятно, чем же танка так поразила Гэму-но мёбу.
Виртуозность стихотворения, в частности, в следующем. Сомэкава («крашеная кожа») имеет омофон, представляющий собой топоним — название местности в провинции Этидзэн; в то же время второй компонент этого слова, кава, означает «река». С понятием «река» по типу энго связаны понятия «переходить» (ватару) и «глубина» (фукаса). «Перейти реку» в системе образности японской поэзии означает еще «добиться взаимного чувства», иро — «цвет» означает еще «чувство», «любовь», яму — «прервать отношения». Таким образом, две последние строки стихотворения могут быть переведены как: «Не видя глубины твоего чувства, я намерен прервать наши отношения». Таким образом, смысл стихотворения оказывается неизмеримо сложнее, и передан он с помощью заданного лексического комплекса, семантически далекого от понятия «кожа» и определяемого системой «связанных ассоциаций», при этом ряд слов, входящих в этот комплекс, представляют собой какэкотоба, т. е. имеют омофон с иным значением.
Рассматривая явление энго в семантическом плане, мы должны отметить, что часто смысловая емкость стиха достигается за счет присутствия не всех, но некоторых членов из набора и они представляют семантическое поле всего набора. Полнота содержания набора реализуется с помощью внетекстовых образований, отсутствующих в данном тексте, но имеющихся в культуре в виде четко и строго осознаваемых семантических комплексов.
Регламентированность и жесткость явлений, объединенных «связанными ассоциациями», может быть проиллюстрирована следующим примером. В 98-м эпизоде Исэ-моногатари рассказывается, что некий придворный кавалер, сделав искусственную ветку сливы и прикрепив к ней фазана, в девятую луну (по лунному календарю) послал все это канцлеру, которому он служил, со стихами:
(Слива всегда входит в набор энго, связанный с поздней зимой или ранней весной, фазан — с летом.)
Особая выразительность и оригинальность этого стихотворения создаются за счет четкой классификации явлений, объединяемых в разных наборах. (Кстати, в эпизоде, из которого приведено стихотворение, далее указано, что автор этих стихов был даже пожалован наградой канцлера, настолько высоко было оценено его умелое манипулирование свойствами культурных наборов.)