О, как бы мне увидетьУ изгороди твоего домаВьюнок «утренний лик»!Чтоб узнать — вот вернулся,А помнишь ли обо мне?[225] С той же дамой клятвами обменявшись, он вернулся домой и сложил:
Кокоро-во сиКими-ни тодомэтэКи-ни сикабаМоно омофу кото ваВага-ни я аруран
Сердце моеУ тебя оставив,Домой вернулся.Как же могло случиться,Что я полон любви?
Ответом было:
Тамасихи ваОкасики кото моНакарикэриЁродзу-но моно ваКара-ни дзо арикэри
Душа, сказали вы…Но ничего особогоВ ней и нет.Ведь всеНаходится в теле[226]. С той же дамой вел переписку покойный Хёбугё-но мия[227]. Однажды он известил ее: «Буду у вас», а она ответила:
Такаку томоНани-ни кавасэнКурэтакэ-ноХитоё футаё-ноАда-но фуси-во ба
Хоть и высоки,Но чем они станут —Всего один или два —Те бамбуковые коленца?Что в них будет проку?[228] Когда правый министр третьего ранга состоял еще в чине тюдзё[229], он однажды был назначен гонцом на праздник[230] и отправился туда. Прошло долгое время с тех пор, как он порвал с дамой, которую часто навещал раньше, а тут перед отъездом он попросил ей передать: «По такому-то поводу я собираюсь уехать. Понадобился мне веер, пришлите, пожалуйста». А она была женщина тонкого вкуса и, вознамерившись все отправить в надлежащем виде, послала веер очень изысканной расцветки, сильно ароматами пропитав. А на обороте веера по краю написала:
Ююси то тэИму томо има ваКахи мо арадзиУки-во ба корэ-ниОмохи ёсэтэму
Пусть это считают плохой приметой,Остерегаются, но теперьДля меня нет в этом толка.Печаль свою в подарокВложив, посылаю[231]. Прочитав это, он нашел стихи полными очарования и в ответ:
Ююси то тэИмикэру моно-воВага тамэ-ниНаси то ивану ваТа га цураки нари
То, что считают плохой приметойИ чего надо остерегаться,Вы мне прислали.«Нет» не сказали же вы.Кому же должно быть горько?[232] Покойный ныне Гон-тюнагон[233] в первый день двенадцатой луны того года, когда он навещал Хидари-но Оидоно-но кими[234]:
Моноомофу тоЦуки хи-но юку моСирану ма ниКотоси ва кэфу-ниХатэну то ка кику
Полон любовью к тебе,Как идут дни и месяцы —Не различаю.И в этом году, сегодня,все будет кончено — слышу я[235] — так сложил. И еще:
Ика-ни ситэКаку омофутэфуКото-во даниХито дзутэ нара-дэКими-ни катараму
С такою силойЛюблю тебя!Хоть ради этогоПозволь поговорить с тобой самой,А не через людей…[236] — вот так он все говорил ей, и наконец встретились они, а на следующее утро он написал ей:
Кэфу сохэ-ниКурадзарамэ я ваТо омохэдомоТаэну ва хито-ноКокоро нарикэри
И сегодняМожет ли солнце не зайти?Хоть и знаю это,Но снести [ожидания не в силах].Вот каково мое сердце[237]. Тот же тюнагон с давних пор посещал Сайгу-но мико[238]. Однажды должны были они назавтра встретиться, но по гаданию выпало ей стать жрицей в храме Исэ. Что тут было ему говорить? Он опечалился безгранично. И затем так сложил:
Исэ-но умиТихиро-но хама-ниХирофу то моИма ва кахи накуОмохоюру кана
У моря Исэ,Вдоль берега в тысячу хиро длиной,Их собирают,Но уж теперь там раковин нету —Так мне думается[239]. Вот каково было его стихотворение.
После того как скончалась Госпожа из Северных покоев, супруга ныне покойного Накацукаса-но мия[240], он взял с собой маленьких детей и поселился у правого министра Сандзё-удайдзина[241]. Когда срок траура кончился, понял он в конце концов, что не годится так жить одному, и стал подумывать о том, чтобы вскоре взять в жены Ку-но кими, младшую сестру Госпожи из Северных покоев. Родители и братья ее относились к этому благосклонно: «Отчего же нет? Пусть так и будет». Но вдруг случилось так: он узнал, что она в переписке с Сахёэ-но ками-но кими[242], главою левого конюшенного приказа, служившим тогда смотрителем дворцовых покоев. И вот, то ли это было ему неприятно, но он переехал в свое прежнее жилище. Тогда из дома правого министра, от его супруги:
Наки хито-ноСумори-ни дани-моНарубэки-воИма ва то кахэруКэфу-но канасиса
вернутьсяАсагахо (асагао) — «утренний лик» — название вьюнка, содержит слово као — «лицо», т.е. «хотела бы я взглянуть на твое лицо, чтобы проверить, правдивы ли твои слова».
вернутьсяПо толкованиям некоторых комментаторов, две последние строчки означают: ведь, помимо вас, все может быть лишь пустой оболочкой.
вернутьсяХёбугё-но мия — принц Мотоёси (890—943), сын императора Ёдзэй. Существует императорский сборник Мотоёсими-когосю. Мотоёси известен своими талантами в изящных искусствах.
вернутьсяКурэтакэ — бамбук из Курэ — принятое метафорическое название высокородных аристократов. Ё — «коленца бамбука», а также «ночь». Фуси — «коленца бамбука» и «времяпрепровождение». Отсюда — второй смысл: «Если нам предстоят всего одна-две ночи, то такое времяпрепровождение напрасно».
вернутьсяПравый министр третьего ранга Фудзивара Садаката был в чине тюдзё с 906 по 913 г.
вернутьсяВидимо, Садаката был назначен гонцом с подношениями от императора синтоистским божествам ками по случаю празднества в храме Камо-дзиндзя.
вернутьсяТанка помещена в Сюисю, 19, последние две строки изменены, а также в Кокинрокутё, 5 (раздел «Веера»), с небольшими изменениями. С наступлением осени и приходом осеннего ветра веерами переставали пользоваться. В это время посылка веера была плохой приметой и предвещала разрыв отношений. Но поскольку кавалер уже оставил даму, она и говорит, что примета не может ее испугать.
вернутьсяТанка помещена в Сандзёудайдзинсю, пятая строка «цураки нарикэри», а также в Кокинрокутё, 5 (раздел «Веера»), с небольшими изменениями.
Автор хочет выразить ту мысль, что он обратился к даме с просьбой, не зная о существовании такой приметы, и раз она не отказала ему и прислала веер, то именно от нее исходит инициатива разрыва, что очень горько для него.
вернутьсяГон-тюнагон — Ёситада. Тюнагон — придворный чин ниже дайнагона (см. примеч. 213). Гон и маса — два различных звания внутри этого чина. Обязанности дайнагона и тюнагона сходны; в частности, в них входила охрана государственных тайн.
вернутьсяХидари-но Оидоно-но ними — видимо, речь идет о дочери Фудзивара Тадахира (880—949), который занимал пост хидари-но оидоно (левого министра) с 924 по 936 г.
вернутьсяТанка встречается в Госэнсю, 8, а также в Ёситадасю с несколько иным текстом, кроме того, в Кокинрокутё, 1 (раздел «Конец года»). Танка со сходным содержанием имеется в Гэндзи-моногатари.
вернутьсяТанка помещена в Госэнсю, 13, и в Ёситадасю. В Сюисю, 11, несколько отличаются первая и пятая строки.
вернутьсяТанка включена в Госэнсю, 12, и Ёситадасю.
вернутьсяСайгу-но мико — имеется в виду принцесса Масако (910—954), дочь императора Дайго. Сайгу-но мико — жрица в храме Исэ. Масако стала жрицей в 931 г., когда Ёситада было 26 лет, а ей — 22 года.
вернутьсяТанка содержит выражение кахи наку — «нет раковин», имеющее омоним со значением «бесполезно», «напрасно». Таким образом, складывается второй смысл танка: «любить напрасно». Первые три строки представляют собой дзё к этому выражению. Слова «море Исэ» и сайгу — «жрица» — «связанные слова», энго. Танка помещена в Кокинрокутё, 5, автор — Ёситада, в Госэнсю, 13, две последние строки несколько иные. В Ёситадасю две последние строки гласят: има ва нами ситэ кахи ка арубэки — «Что теперь ни делай, все напрасно».
вернутьсяНакацукаса-но мия — принц Нориаки (?—987), сын императора Дайго.
вернутьсяСандзё-удайдзин — отец покойной супруги Нориаки, Фудзивара Садаката.
вернутьсяСахёэ-но ками-но кими — Фудзивара Моромаса (920—969). Имел ранг садайдзина — левого министра. На посту главы левого конюшенного приказа находился в 947—953 гг.