В наркомате ему настойчиво предлагали отдохнуть после Испании, взять отпуск, поехать на юг. Нет, не время отдыхать. Стрелка барометра падает, показывает на «бурю». Мир стремительно катится к большой войне. Остались считанные годы... И в редкие часы отдыха лишало его сна предчувствие, предвидение грозной опасности. Пропал испанский загар. Лицо осунулось, пожелтело, горячечный блеск вспыхивал в воспаленных бессонницей глазах.
Положение в мире было тревожным. Требовалось срочно отвыкать от узких испанских рамок, брать в расчет мировую военную конъюнктуру. Для этого требовалось днем и ночью читать разведсводки со всего мира, отчеты, анализы, прогнозы. Нужно было прочитать все радиограммы Зорге, донесения генерала Заимова из Болгарии. А сколько их всего было, разведчиков! Берзину порой казалось, что он вернулся с другой планеты и пробыл он на той планете не год, не два — десятки лет.
Много времени потратил Берзин на подробный доклад об оружии врага, в первую очередь Германии и Италии. Это был один из основных итогов его и других советников работы в Испании. С партийной остротой освещал Берзин в докладе значительное техническое отставание РККА, ссылаясь на рапорты Я. В. Смушкевича по авиации, Н. Г. Кузнецова по флоту, Р. Я. Малиновского, H. H. Воронова, К. А. Мерецкова и многих других по армии. Героизм и самоотверженность не заменят пулеметы и орудия. Лихие тачанки не чета танкам. Конница не устоит перед мотомехчастями. Небесные тихоходы обречены на вымирание в век «мессершмиттов» с тысячесильными моторами.
Берзин достаточно хорошо разбирался в народном хозяйстве, чтобы отчетливо понимать, что и за вторую пятилетку невозможно покончить с промышленным отставанием от передовых капиталистических государств, а без этого нельзя было должным образом перевооружить армию. Советские люди — строители Днепрогэса, Магнитки, Кузбасса — творили чудеса, но слишком жесткой мерой отмерила им время история. Сам Сталин говорил: «Мы отстали от передовых стран на 50 — 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Заявление трезвое и своевременное. Какое уже покрыто расстояние? Две трети пути? Любое отставание в канун войны обернется роковой трагедией.
Со своей стороны Берзин делал все, что было в его силах. Разведка снабдила военную промышленность страны верными эталонами, критериями, мишенями для качественного и количественного развития оружия. Не требовалось тратить годы на изобретение велосипеда.
В отчете Берзин ссылался на образцы трофейного оружия, посланные им из Испании с советскими пароходами. По возвращении на Родину выяснилось, что их так здорово кто-то засекретил, что эти образцы и отыскатьто долго было нельзя.
Основываясь на испанском опыте, Берзин подробно освещал новые тенденции в оперативно-тактическом искусстве, рекомендовал быстрейший переход к крупным авиационным и танковым соединениям, которые были призваны заменить таранные массы пехоты времен Гражданской войны и отпора иностранной интервенции. При этом, беря за основу наступательные силы и средства, он настаивал и на обороне, на средствах заграждений, включая массовое применение эффективных мин. Вновь писал он, что в силу самой природы германского нацизма и итальянского фашизма — Берзин не смешивал то и другое, знал силу и слабость этих родственных, но не тождественных режимов — враг попытается напасть внезапно и поведет ничем не ограниченную войну, войну на уничтожение не только советского строя, но и советского народа. В Испании Берзин разглядел врага крупным планом. Необходимо было максимально использовать уроки, оплаченные кровью целого народа и сотен советских воинов.
Особый раздел отчета Берзин посвятил испытанию нового советского оружия в Испании: самолетов, танков, мин. Среди многих новинок, впервые примененных в боевой обстановке на Пиренейском полуострове, намечалось в обстановке предельной секретности испытать и истребители с принципиально новым вооружением: реактивными снарядами. Пятеркой таких истребителей командовал прославившийся впоследствии летчик Анатолий Серов. Весной 1937 года Берзин очень ждал эти истребители. Но они так и не прибыли на советских пароходах: командование посчитало рейс чересчур рискованным изза усилившейся морской блокады Испании. Отдать новое, мощное оружие в руки врага — нет, на это никто не мог пойти. Серов прибыл в Испанию без реактивного оружия.
В отчете Берзин полемизировал с теми нашими военными, кто вынес из Испании ошибочный вывод о ненужности крупных танковых соединений, который вел к расформированию механизированных и танковых корпусов, к использованию их в составе пехоты. Он настаивал на скорейшей модернизации авиации, широком развитии средств связи, переводе артиллерии с конной тяги на механическую, многократном увеличении кадров летного и бронетанкового состава.
Много внимания уделил Берзин разведке и партизанскому движению в Испании. Управление уже пожинало плоды умело поставленной разведки. Давали себя знать и действия XIV армейского корпуса — партизанского диверсионно-разведывательного соединения. На месте исчезнувшего Северного фронта осенью 1937 года под руководством обученных специалистов этого корпуса действовало не менее 18 тысяч партизан, среди которых отличались астурийские шахтеры.
Как ни старался Берзин в Испании следить за бегом событий на Родине, вернувшись, он быстро почувствовал, что поотстал от победного марша страны. Читал запоем газеты и журналы, пошел в «Хронику» на Тверском бульваре. Жадно глядел на улицы и площади Москвы, смотрел рекламные щиты — Погодин: «Аристократы», Афиногенов: «Салют, Испания...» У подножия памятника Пушкину увидел массу цветов: год 1937-й был годом Пушкина — исполнилось 100 лет со дня смерти поэта. Надо будет подарить Андрею новое издание Пушкина. Ведь именно Пушкин открыл его отцу, латышу, прекрасный и светлый мир русской поэзии.
Но сейчас художественная литература, театр, опера, балет — все это не для него. Дай бог успеть переварить поток информации по службе, проанализировать его. Время не ждет. Бикфордов шнур второй мировой войны уже горит — в этом он наглядно убедился в Испании. Дорог каждый час, каждая минута.
И кабинет прежний, и лица все знакомые, родные: его заместители Давыдов, Никонов, начальники отделов Стигга, Басов, Звонарев...
— Таковы, — заключая доклад, говорит Ян Карлович Берзин, — наши основные выводы, которые я доложил наркому. Все это подводит к мысли, что пора, самая пора нам с вами составить перспективный план нашей разведывательной деятельности в канун мировой войны. Да, да, да! Я не оговорился. Война не за горами, товарищи. И вы это должны знать лучше других. Этот план должен быть предельно конкретен. Он должен определить методы и средства нашей работы в Германии. Прошу представить проекты по планам отделов через месяц. Нет, через три недели. Товарищи Давыдов, Никонов и Стигга обобщат весь материал и наметят основные новые направления и объекты, поставят цели. Наша задача — не допустить внезапного нападения, сократить сроки войны, сберечь кровь бойцов Красной Армии.
Берзин умело пользовался своим огромным авторитетом в Управлении: авторитетом он окрылял, а не подавлял. А это умеют лишь талантливые руководители. Поэтому многие его помощники были ему лично преданы. Они понимали, что если им здорово повезет, если они добьются успеха в своем трудном деле, совершат подвиг, — об этом обязательно узнает Старик. И пусть больше никто не будет знать — секретность! — для них это высшая награда. Она помогала мириться с неизбежной в профессии разведчика безвестностью, со всеми опасностями и даже с возможным позором, если дело требовало, чтобы разведчик влез в обличье врага, надел его мундир, чтобы еще больнее ударить изнутри...