Пепик побежал другой тропинкой вперёд — посмотреть, чтобы Яна не заплуталась, а Ян остался на месте. Он хотел напугать новую группу малышей, чьи голоса-колокольчики раздавались совсем уже недалеко. Выдумка с волком принадлежала ему, и он ни за что не уступил бы Пепику этого удовольствия. Впрочем, на этот раз затея не удалась. С малышами шли две женщины. Они, как видно, направлялись в магазин.
Когда они скрылись из виду, прибежал Пепик. Озорные глаза его сияли.
— Ну и трусиха же твоя Яна! Я испугал её ещё раз! — с азартом рассказывал Пепик. — Я подкараулил её да как зарычу на неё из-за куста! Ну, Яна твоя сначала остановилась как вкопанная — известно, девчонка! — а потом пошла в сторону. Теперь, я думаю, от страха в три ручья заливается…
Ян огорчился. Ему показалось, что это уж слишком. Не затем он посылал Пепика вперёд. Но он, конечно, не выдал своего беспокойства.
— Так и быть, выручим трусиху, — сказал он небрежно и, положив руки в карманы и отшвыривая ногой еловые шишки, зашагал по тропе.
Дойдя до того места, где Пепик напугал девочку, они стали кричать:
— Яна! Не бойся, Яна, иди сюда, мы тебя от волка защитим… Ну иди же скорее, иди к нам. Волк уже убежал, не бойся, Яна!.. Яна!.. A-у, Яна, a-у!.. Яна, мы просто так, посмеялись, там никакого волка и не было! Яна-а! Яна-а!..
Но напрасно мальчики прислушивались после каждого своего восклицания — Яна не отзывалась. Тогда они стали искать её. Побежали в одну сторону, потом в другую — девочки не было. Напролом, через чащу кустарников, стали взбираться в гору, дошли до стен старинного замка — и тоже напрасно. Тут они поссорились. Ян едва не избил Пепика.
— Зачем ты издевался над моей сестрёнкой? С чего это ты вздумал обижать маленьких девочек? — спрашивал он, наступая.
— А сам? А сам? — повторял только Пепик, пятясь назад.
Когда Ян оставил его наконец в покое и опять углубился в лес, Пепик некоторое время ещё не двигался с места, ожидая, не позовёт ли его товарищ, а потом забрался в глубокую нишу, образовавшуюся кто знает сколько времени назад в толстой крепостной стене, и там сидел, пока ученики не потянулись по лесной дороге из школы домой.
Но что же случилось с Яной? Уж не заплуталась ли она в самом деле? Ничуть не бывало! Сначала она, забравшись в чащу кустарников, плакала. Она отлично слышала, как мальчики звали её, и видела, как они два или три раза пробежали мимо её убежища, но не отвечала им, потому что они обидели её. Дело в том, что она узнала рычавшего на неё по-волчьи Пепика, а узнав, поняла, что посмеялся над нею и Ян и что никакого волка на дороге не было. И так ей стало горько! Она спряталась от мальчишек, наплакалась и побрела в свою школку. Здесь — уже около полудня — и нашёл её Ян. Он был в высшей степени озадачен, узнав, как сестрёнка обиделась на него. Вот как! Так, стало быть, эта Яна не такая уж несмышлёная малышка! И он решил не издеваться над нею больше.
Это потому, что Яна выросла. А ещё в большей мере потому, что вырос сам Ян.
ЗАБОТЫ
Ну конечно, человек до самого последнего вздоха всё вступает и вступает в жизнь, познавая её с новых сторон. Это особенно верно для тех случаев, когда сама жизнь меняется на глазах, так что новости подстерегают тебя иной раз и в собственном доме и в собственном садике.
Именно так оно и было в семье Зденека Вайчуры.
Старый доменщик начинал, согласно его собственным словам, вторую жизнь. С того дня, как по весенним дорогам прошли советские танки, завод принадлежал теперь не компании богатых акционеров, как это было ещё недавно, а всем гражданам республики.
«Я вложил в этот завод мой капитал, а теперь меня отстранили от управления, со мной не считаются! Это грабёж!» — так кричал Вайчуре, покидая Чехословакию, Гарри Эйсмонд, старик с покрытой белым пушком головой. Доменщик отвечал, что он, Вайчура, вложил в этот завод сорок лет труда — сорок лет жизни! — и с ним никогда не считались. Вот это был грабёж, так уж грабёж!
Много нового было и в жизни Ружены. Дни её заполнялись не только ожиданием получки. Она состояла в каком-то районном женском комитете и ещё в какой-то комиссии, хлопотала об открытии школки в их селеньице и училась в городе Кладно на курсах воспитательниц.
Дети Вайчуры — Ян и Яна — пели не только чешские, но и русские песни: о Москве, о дальних партизанских походах. И это, разумеется, тоже было ново. И это было настолько красиво, что старый доменщик волновался до слёз.
У каждого члена семьи были свои заботы. Но порой усилия всех четверых соединялись вместе. Уверенная, так много поработавшая рука Зденека Вайчуры и маленькая ручонка Яны с прозрачными пальчиками вместе укладывали новый кирпич в фундамент жизни. И это было совсем уже замечательно.