— Господин, мы это делаем ради своей безопасности, а не вашей, и, следовательно, бесплатно.
Неожиданно мой знакомый появился из вагона-ресторана. Я не стал спрашивать, как он перебрался через границу. Мы вошли в шведские вагоны, чистые, элегантные, все в них сияло, всюду было приятно и удобно. Швед, мой сосед по купе, предложил мне повесить пальто в коридоре. Я взглянул на него с тревогой и уже представил себя мысленно в Копенгагене без пальто. Он прочитал мои мысли и сказал: «Не беспокойтесь, здесь не воруют». Наутро мы были в Стокгольме. Я поспешил дальше, даже не осмотрев города. Разумеется, пальто утром я нашел на своем месте и счел это добрым предзнаменованием.
Мне казалось, что все будет очень просто. Пошлю телеграмму в Старый Град, день-два уйдет на сборы, еще два дня даю им на дорогу, и через пять дней — они здесь, в Копенгагене. И затем — торжественная встреча в Саратове.
Поездка из Мальмё до Копенгагена на пароходе доставила мне такое же удовольствие, как и в скандинавском поезде, это был комфортабельный пароход, все свидетельствовало о благополучии этих стран и политической устойчивости, порожденной нейтралитетом. Зунд был зеленым, швартовка в Копенгагене великолепной; никакой спешки, суматохи, крика, шума — быстро и деловито исполнены все формальности. Через несколько минут я уже был в отеле «Терминус». Этот отель я выбрал по совету доктора Р., так как он был расположен в нескольких шагах от вокзала, куда каждый вечер прибывал берлинский экспресс.
Первым делом я отправил телеграмму. Дорога была каждая минута. При этом возникли трудности: на каком языке ее посылать? На почте требовали текст на французском или английском языке. Я плохо знал эти языки и написал по-немецки. Одна датчанка помогла мне переписать текст по-французски. Позднее, когда после утомительного ожидания я снова приходил на почту, у меня принимали телеграммы и на немецком языке. Я послал их несколько. И Михалу, и в саратовский банк, где лежали мои сбережения за год, так как раньше мы каждый месяц посылали деньги домой в Старый Град, во время войны это стало невозможно. Мы договорились, что я пришлю свой адрес и мне вышлют деньги в Копенгаген. Через несколько дней из Саратова пришли деньги, а из Старого Града — краткая телеграмма: «Собираемся».
Помню, когда я пришел получать деньги, я достал из кармана паспорт, но служащий сказал мне, что в этом нет необходимости. Деньги сразу же послал своим в Старый Град. Послал, разумеется, на имя матери. По-видимому, моя семья так и не увидела этих денег. К тому времени, как я узнал позже, отношения с моими родителями были уже плохие.
Чем я занимался в Копенгагене? Днем ходил по музеям, а вечерами встречал берлинский экспресс, на перроне стоял до тех пор, пока из вагонов не выйдет последний пассажир, после чего возвращался в отель с надеждой, что Лариса с Анной приедут завтра. Наверное, никогда в жизни я не видел столько цветущих роз, как тогда в Копенгагене. В полдень люди выходили в парк и подкреплялись превосходными сандвичами с рыбой, мясом, сыром, сидя на скамейках — места хватало всем, на тележках развозили отличный кофе и сливки. Всюду приметы чистого, спокойного, умиротворенного благополучия. Забавляло меня увлечение датчан скульптурой. Музеи набиты антикой в оригиналах и копиях, все заражены любовью к декоративной скульптуре, куда ни посмотришь, всюду скульптура, более или менее удачная. Нравилась мне русалочка на пристани. Я с ней разговаривал, как можно говорить только с собой. Она была моим утешением. Старый просторный порт принимал корабли со всего мира. Каждый день перед наступлением вечера я прогуливался по набережной или сидел где-нибудь в порту, опустошенный, усталый, и наблюдал за океанскими великанами. Первый раз в жизни я ел бананы. В Копенгагене можно было купить все. Я смотрел на белые паруса яхт, возвращавшихся в вечерний город. Эта картина вызывала во мне глухую тревогу, потому что она совпадала со временем прибытия вечернего берлинского экспресса. Я спешил на вокзал. Меня не покидала уверенность в том, что почта в Старом Граде не принимает международных телеграмм и что моя семья уже в пути; они знают, как я их жду, спокойно сойдут с поезда и бросятся ко мне в объятия. Однако с каждым днем возникало все более сильное предчувствие горьких разочарований. Пассажиры из вагонов выходят, расходятся, вокзал пустеет. Я возвращаюсь в отель. Назавтра опять музеи, порт, вокзал, поезд. Начал изучать датский язык. Иногда ездил на трамвае в Клампенборг, старинный парк, где свободно разгуливают стада оленей и серн.