Она, ласково улыбаясь, посмотрела на него и пожелала счастливого пути.
Непомуцкий прошел через освещенную прихожую, открыл наружную дверь и остановился от боли, стиснувшей грудь. «Не могу уйти, не могу уйти!» Повернулся. Пошел назад. В комнате царила полная тишина. Они думали, что он уже ушел… И жили своей жизнью.
Вошел. Женя все еще сидела в кровати и глядела на двери. Курилов стоял у окна. «Смотрит, вышел ли я из дома», — подумал Ян.
Они ждали, что он скажет.
— Что, если я у вас переночую? — сказал он.
Курилов, улыбаясь, подошел к нему с распростертыми руками:
— Ни о чем лучшем я и не мечтал.
Женя удивленно вытаращила глаза.
— Я хотел бы завтра вывести Женю немного на воздух.
— Ей бы это было очень кстати, — сказал Курилов.
— Где Любочка? — спросил я.
— Любочка у моей сестры. Жене необходим отдых. Девочка очень живая. С утра до вечера сыплет вопросами. Жене нельзя много говорить.
— Ты не сказала, что это с тобой.
— Нервы, — сказал Курилов. — Нервы, Ян Михайлович. Нервы. Помните, встречаются у нас в России люди, страдающие падучей? Вот и у Жени то же.
— Она никогда не болела. Женя никогда не болела.
— Это не болезнь, Ян Михайлович, не убивайтесь, я же сказал вам, это случается со здоровыми людьми — вдруг упадут, и все тут. Потом это проходит. А кроме того, здесь климат другой. Мы же северяне.
Ян достал платок и стал вытирать лоб, нос, подбородок. Рубаха прилипла к спине. Женя сидела в постели и улыбалась.
— Вы посмотрите на нее: цвет лица уже прежний, лопается от здоровья! Ян Михайлович, вы садитесь, садитесь, так будет лучше всего. А то, что воротились, это благородно. Спасибо вам, это очень благородно, что вы воротились.
— Откровенно говоря, — пробормотал Непомуцкий, — я сам готов был свалиться в падучей.
— Ха, ха, ха, — широко рассмеялся Курилов, — шутник вы, Ян Михайлович, опасный шутник. Но вы посидите с Женей, а я принесу самовар, попьем чайку с вареньем, Женя варила, натуральное варенье из земляники.
Слова эти пронзили Яна. Земляника. Земляника пахнет жасмином, а жасмин земляникой, леса пахнут жасмином в маленьком селе близ Старого Града, где лето в лесу так напоено любовью, как нигде в целом свете. Он грустно вздохнул.
— Больно? — спросила Женя.
Непомуцкий взглянул вслед Курилову.
— Больно, Женя, все у меня болит.
— Вы уже придумали, куда поведете нашу Женечку? — спросил Курилов, хлопоча возле самовара.
— Конечно. Это мой город. Непременно куда-нибудь, где есть зелень, не беспокойтесь.
— Я и не беспокоюсь, Ян Михайлович, боже упаси, она в надежных руках.
«Я не способен ни на какое насилие, — думал Ян, — я ни на что не могу решиться, пусть все идет так, как идет».
Чай пили молча.
— На работу я ухожу около семи, — сказал Курилов на прощанье, — мне придется пройти через вашу комнату, извините уж, я постараюсь вас не разбудить.
Женя спала до десяти часов. Он наклонялся над ней, но она ничего не слышала. «Видно, принимает какие-то сильные лекарства, — подумал он. — Почему же она мне не сказала о припадках?»
Он слонялся по квартире. Наконец оделся, вытащил ключ из дверного замка, захватил две сумки для продуктов и отправился за провизией для торжественного завтрака с Женей. Набивая сумки в магазине, разглядывая разнообразные соленые и сладкие яства, которыми он удивит Женю, Ян вдруг подумал, что именно этому он и должен посвятить сегодняшнее утро: покупать для Жени. Ему вспомнилось, что у Жени старенькое белье. Джемпер неопределенного цвета от многократной стирки. Чулки темные, а в моде чулки телесного цвета. И волосы зачесаны по старинке. Ей надо подстричься и сделать современную прическу, уложить волосы волнами, как у кинозвезд. Женя этого заслуживает.
Он торопился обратно. Приготовил чай, накрыл роскошный стол и тогда разбудил ее. С неохотой вылезла она из-под одеяла, набросила на плечи халат, он увидел (потому что сейчас обращал внимание только на это), что ночная рубашка у нее грязно-серого цвета, совершенно неподходящая для такой красавицы.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — начал он весело, но она перебила его своим глубоким голосом, еще хриплым после сна:
— Пожалуйста, не надо. Не надо мне ничего говорить, потому что я не могу говорить и не буду. Мне вообще не хочется разговаривать. Ни с кем.
— Да нет, Женя, я совсем о другом. Я хотел предложить тебе отправиться за покупками. Всего тебе накупим. И новую прическу сделаем, — закончил он, победоносно глядя ей в глаза.