Конечно, многие свои замыслы Потоцкий не успел осуществить, многие дела, о которых говорилось выше, не получили должного развития в его научных трудах. Но само выдвижение этих проблем весьма характерно для понимания процессов рождения историзма в европейской культуре конца XVIII — начала XIX века. Наибольший интерес в этой связи представляют исследования Потоцкого, посвященные славянству, древнейшим эпохам его существования, роли славянских народов в истории человечества. Ему принадлежит заслуга основателя научного славяноведения. Его тезис «Прошлое можно понять, только обдумывая настоящее» заметно отличался от тогдашнего состояния исторической методологии и открывал самые широкие возможности в обращении к традициям устного народного творчества, к архаическим формам языка, его этимологии, к народным обычаям, обрядам, уцелевшим памятникам материальной культуры.
Обращая внимание на эти особенности Потоцкого, Адам Мицкевич называл его в своих парижских лекциях «самым великим и наиболее глубоким славянским историографом». По мнению польского поэта, задолго до знаменитого немецкого историка Б.-Г. Нибура, искавшего разгадку легенд о Ромуле и Реме у римских торговок, Потоцкий «размышлял в татарских юртах о скифской истории». Он «первый вывел науку из кабинетов, много путешествовал, изучал страны, говорил с людьми, чего ни один исследователь древности не делал до него»{1}.
Не менее важным для развития исторической науки было обращение Потоцкого к Средним векам, которыми, по его словам, «до сих пор все пренебрегали». В отличие от просветительской историографии, отрицавшей значение «варварской эпохи», Потоцкий видел в Средних веках исторически необходимый этап развития, соединяющий древность с Новым временем. Воодушевленный этой идеей, он проделал громадную источниковедческую работу в области изучения славянского Средневековья. Этот более чем скромный автор имел все основания писать в предисловии к своему исследованию «Хроники, мемуары и разыскания, полезные для изучения истории всех славянских народов» (1793): «Сборник, который я предлагаю вниманию читателей, можно расценить как открытие нового исторического мира: факты, из коих он составлен, относятся к истории всех славянских народов и почерпнуты из авторов, в большинстве теперь забытых». Продолжением этой работы явился четырехтомный труд Потоцкого, сохранивший свое историковедческое значение до наших дней: «Исторические и географические материалы о Скифии, Сарматии и Славянах» (1798).
Незадолго до появления этой книги Потоцкий совершил путешествие в Саксонию, чтобы познакомиться с жизнью славянского меньшинства, почти полностью растворившегося в немецком окружении. Предваряя наблюдения первого польского археолога 3. Доленги-Ходаковского (1784—1825), Потоцкий обратил внимание на сходство древних курганов в Нижней Саксонии с теми, какие он видел на Украине, вскрывал в названиях немецких городов и рек славянские корни, привлекал данные археологии, фольклора, сравнительного языкознания, которое в то время еще не оформилось как самостоятельная наука. Под поверхностным пластом германизма оказалась славянская почва. В своей «Древней истории Подольской губернии» (1805), составляющей часть большого труда по истории народов, населяющих Россию, Потоцкий пришел к выводу, что все земли между Эльбой и Везером и часть Фраконии были в течение трехсот — четырехсот лет заселены славянским племенем венедов, или сербов.
Исследования Потоцкого, представляющие немалый интерес для определения западных границ славянского мира, для конца XVIII века имели особое значение. Их появление совпало с третьим разделом Польши, с переходом польских земель под господство Австрии, Пруссии и России. Наука соприкасалась с политикой: в исторической общности славянских народов Потоцкий пытался найти пути, ведущие к восстановлению государственной независимости Польши.