Он прекрасно понимал, что полумеры не приведут гуситскую Чехию к покорности: слишком глубокие корни успело пустить в ней гуситство. За три года, протекшие со времени казни Гуса, гуситское движение успело разрастись вширь и вглубь. «Святой отец» решил прибегнуть к испытанному средству — крестовому походу, во главе которого должен был, естественно, стать германский император Сигизмунд, «Ограда церкви».
Согласившись возглавить крестовый поход, император сделал сначала попытку подавить гуситское движение силами чешских католиков. Своего брата, чешского короля Вацлава, терпимо относившегося к гуситам, Сигизмунд запугивал ужасами отлучения от церкви и лишением короны.
Резкие, угрожающие письма Сигизмунда и сообщения чешских послов из-за границы свидетельствовали о военных приготовлениях против Чехии.
Под впечатлением этих устрашающих вестей Вацлав решил круто изменить свое отношение к гуситам. В конце февраля 1419 года он обнародовал приказ о возвращении всех церквей в Чехии католическим священникам.
Началась бурная католическая реакция.
Враги «подобоев» — немцы-патриции, монахи, высшее духовенство, паны католической контрлиги — шумно торжествовали. Залучив на свою сторону короля, они не сомневались теперь в близкой и решительной победе над еретиками.
Улицы вновь кишели монахами. От пражан, когда-либо причащавшихся из чаши, теперь требовали унизительного покаяния, не пускали в церковь, не исповедовали, не венчали, не крестили их детей.
Советники магистрата Новой Праги жаловались королю на эти притеснения, опасаясь бунта и кровопролития. Вацлав согласился отвести три церкви для гуситской службы. В одной из них — Снежной богоматери — стал тогда проповедовать беглый монах Ян Желивский, пламенный гусит. Не страшась угроз, он каждодневно с амвона призывал народ пражский восстать с оружием на «возликовавших католиков».
Три церкви, вокруг которых собирались несметные толпы, не могли принять всех «подобоев» Праги — к гуситской ереси примкнуло, по меньшей мере, три четверти ее населения. Настроение в народе было далеко не мирным.
Вацлаву пришлось позволить гуситским священникам служить обедни в частных домах и даже под открытым небом.
Ян Желивский и друзья его стали собирать своих приверженцев в процессии. Крестные ходы гуситов с высоко поднятой чашей двигались по пражским улицам, которые оглашались пением чешских гимнов. То и дело завязывались жестокие побоища.
Однажды, когда Вацлав направлялся в церковь, огромная процессия во главе с Николаем из Гуси окружила королевский кортеж и с громкими криками стала требовать возврата церквей «подобоям».
Впечатление получилось ужасное: смертельный испуг Вацлава, зажатого в кольце возмущенных подданных, прошел, лишь когда он спрятался от «любимого народа» за стенами замка.
Только прошлые личные заслуги перед королем спасли голову Николая из Гуси. Вацлав прогнал его навсегда из Праги.
Может быть, в том и заключался тонкий расчет рыцаря. Ему, как и Жижке, невмоготу стала придворная служба. Обоих тянуло в сельскую Чехию, где назревали грозные события.
Почти так же порвал со двором и Жижка.
Король обратился к жителям столицы со строжайшим повелением — снести вое оружие в Выше-градский замок. Пражане колебались: чувствовалось приближение решающих событий.
Через Желивского Жижка призвал пражан прийти с оружием к церкви Снежной богоматери. Троцновский рыцарь повел отсюда к королевскому замку большую, хорошо вооруженную колонну.
— Ваше величество, — обратился к Вацлаву Жижка, — преданные вам пражане решили, вооружившись, не медля, явиться на вашу ратную службу. Они перед вами! Укажите врага, против которого они должны обратить свое оружие. Все они готовы пролить за вас свою кровь!
Вацлаву, неприятно пораженному этой дерзкой выходкой Жижки, оставалось только похвалить своих подданных за преданность. Он просил пражан спокойно вернуться к домашним очагам и не затевать ссор. Но с этого дня король почувствовал себя неуютно в Праге и вскоре выехал со всем двором в замок Кунратице.
Взять с собой Жижку королева не пожелала. Троцновский рыцарь как бы увольнялся от придворной службы.
Король думал найти отдохновение от тревог вдали от Праги, в тиши окружающих Кунратице полей и лесов. Но он жестоко ошибся: сельского покоя в Чехии больше не существовало.
Ян Жижка.
В лето 1419 года вся чешская земля гудела от топота крестьянских ног, от гомона крестьянских собраний на горах Оребской, Оливецкой, Таборской, на Кржижке и многих других. Селяне каждую неделю собирались то на одной горе, то на другой, чтобы послушать проповеди сельских священников, особенно же пламенного Вацлава Коранду из Плэня. На эти горы приходило много ремесленников из Праги и других городов Чехии.