Уже во время заседаний сейма стало ясно, что римский папа и германский император скоро бросят на Чехию новые массы крестоносцев и что снова на карту ставится судьба гуситства.
Со времени поражения Сигизмунда под стенами Праги Римская курия не переставала требовать от него новых военных усилий. Папа Мартин V обвинял императора в недостатке католического усердия, в трусости. Напрасно распинался Сигизмунд, клянясь, что «не знает он на свете ничего более важного, славного и святого, нежели полное изничтожение и искоренение безбожья и еретической ярости чехов…» «Однако, — оправдывался далее император-крестоносец, — после стольких чувствительных неудач нужно время, чтобы восстановить силы, ибо мужество подданных пало низко, а государственная казна пуста».
Но Мартин V требовал не оправданий, а военных приготовлений.
13 апреля 1421 года открылся имперский съезд в Нюренберге. Коронованные коршуны, успевшие забыть урок, преподанный им Жижкою под стенами Праги, снова слетелись в предвкушении добычи. Здесь собрались четыре рейнских курфюрста, четыре баварских князя, ландграф Гессенский, граф Нассау, маркграф Баденский, послы герцогов Савойи, Брабанта, Голландии. Среди князей церкви блистали папский легат, архиепископ Миланский, патриарх Аквилейский.
Все эти светские и церковные хищники собрались со всех концов католической Европы ради того, чтобы попытаться поднять новые полчища против непокорной Чехии.
Легат папы кардинал Бранда стал колесить по Германской империи, договаривался, проверял, сыпал деньгами, раздавал отпущения грехов.
Долго колебались столь жестоко битые Жижкой ближайшие соседи Чехии маркграфы Мейссенские и герцог Силезский. Но и они пошли вслед за другими.
К середине 1421 года Бранде удалось снова собрать огромные крестоносные орды — примерно полтораста тысяч пеших и всадников.
XIX. СЛЕПОЙ ПОЛКОВОДЕЦ
В начале июля 1421 года из Табора в западную сторону, в Прахеньский край, выступила возовая колонна.
Два ранее разрушенных Жижкою замка, Раби и Бор, успели за год поднять из развалин свои стены. Пан Рикиберкский, их владелец, присягнувший Жижке быть Табору «вечным другом», держит теперь связь с Сигизмундом. Его, видимо, подзадорило близкое вторжение крестоносцев. В предвкушении перемен Рикиберкский открыто грозит союзным Табору городам — Сушицам, Клатовам, Писку. Города эти просят у таборитов управы над католиками.
Жижка едет впереди колонны, за гонцами. Он мрачен.
— Говорят, я суров с врагами, — обращается Жижка к Матвею Лауде, табориту из рыцарей, едущему рядом. — А сколько раз приходилось мне жалеть, что поверил панскому слову, отпустил врага на волю. Вот и Рикиберкского напрасно помиловал прошлой осенью. Не один десяток наших ляжет сейчас под Раби и Бором…
— Всего чертополоха не изведешь, — замечает Лауда.
— А надо! — раздраженно перебивает Жижка. — Надо! А то в Чехии житья не будет! Паны Ченек и Опоченский клялись на коленях, а сейчас перехвачены их письма королю венгерскому. Ну, а Розенберг — мало я громил его? И снова Розенберг вкупе с паном Краиржем в Будейовицах точит нож на нас.
— Этого давно пора выжить из его Крумлова.
— Дай срок! Он нищим уйдет отсюда, если унесет голову. Да только, брат Матвей, не годится одно дело переделывать по три раза!
Жижка помолчал. Потом гневно, повысив голос:
— Ну, а что до Рикиберкского… Ворону негде будет свить гнезда в Раби, богом клянусь! Камня на камне не оставлю!..
По зеленым лощинам, по холмам Прахеныцины движется боевая таборитская колонна.
За год непрестанных походов крестьяне обратились в закаленных бойцов. Это цепники, арбалетчики, судличники, воины с ручницами, приставленные к тарасницам. Весь сложный военный механизм работает слаженно, дружно.
Жижка часто оглядывается назад. Строгий его глаз, сверкающий из-под шлема, примечает и немного нарушенное расстояние между возами и не совсем стройное движение людей по сторонам возов.
Глядя на созданное им войско, полководец забывает тревоги. «С такой ратью, — говорит он себе, — многого можно добиться и все поправить».
Подошли к Раби. На крутом холме — стройные башни замка. Высокая стена уставлена дозорными вышками, изрезана бойницами. Вокруг замка по склону лепятся дома ремесленников, лавки торговцев. Посад опоясан второй стеною пониже, перед нею наполненный водою ров.
По знаку Жижки с возов снимают тяжелые гоуфницы; метательные снаряды. К пушкам становятся пушкари. Июльский вечер гремит раскатами орудийной пальбы.