Велико было изумление и радость жатчан, когда дозорные с городских башен возвестили о приближении таборитской колонны. Все население высыпало навстречу героям.
Но Жижка недолго отдыхал в гостеприимном Жатце. Полководца ждали ратные труды, самые тяжелые и наиболее славные в его жизни, до краев наполненной походами и битвами.
К концу ноября император германский и король венгерский Сигизмунд, двинул на Чехию главные силы крестоносцев. У Моравской Иглавы он перешел чешскую границу с шестьюдесятью тысячами отборных рыцарей. То была главная ударная сила второго крестового похода.
Выступившие навстречу Сигизмунду пражские отряды, ведомые другом Желивского Яном Гвездой, вынуждены были вскоре повернуть назад, — им было не под силу состязаться в открытом поле с численно превосходящим войском крестоносцев.
25 ноября отряды вернулись в столицу. Желивский и Гвезда решили обороняться в самой Праге, под прикрытием ее мощных стен и двух неприступных замков.
В те осенние дни 1421 года крестьяне чешских деревень, ремесленники городов и местечек, заслышав о вторжении крестоносцев, заметались по дорогам, лесам и горам, ища укрытия для своих жен, детей, стариков. Еще свежо было в памяти народа прошлогоднее нашествие чужеземных господ. Второй приход крестоносного «воинства нес чешскому народу новое разорение, смерть тысяч и тысяч, массовые насилия…
В малой своими размерами Чехии куда только не дохлестнут волны кровавого потока, хлынувшего ото всех границ!..
Невыразимое отчаяние охватило чешские города и деревни.
И в эту тяжкую годину чехи обратили свои взоры к человеку, в котором воплощалась надежда целого народа — к полководцу-слепцу.
Жижка откликнулся на зов.
В ясный морозный день 1 декабря он подошел со своим отрядом к воротам столицы. Пражане вышли навстречу. Трубили рога, с пражских холмов растекался приветственный колокольный звон, на башнях и площадях зажигались праздничные огни.
— Ждать прихода антихриста за пражскими стенами?! — возмутился Жижка. — Да это смерти подобно! Крестоносцы в месяц обратят всю Чехию в кладбище. В ближайшие же дни надо выступать в поле навстречу полчищам Сигизмунда! Шлите гонцов во все края Чехии, скликайте друзей, людей из Жатца, Лоун, Сланов, Мельника, Колина. А я позову сюда братьев из Табора, братьев Оребитов. Нас не мало, — я поведу на врага все общины, любящие чешскую землю!
Неделю шли лихорадочные приготовления. Городские советники столицы разослали призывы во все дружественные и подчиненные Праге города. В самой столице восемь четвертей [43] Старого и Нового городов дали войску тысячи свежих людей. Каждый день прибывали в Прагу отряды.
Жижка нетерпеливо ждал своих из Табора. Когда подошли, наконец, «божьи воины», первый гетман отдал приказ выступать немедленно.
— Я пойду к Кутйой Горе со своими, — оказал он Яну Гвезде, — а ты назавтра выступишь мне вослед с пражскими.
8 декабря Жижка повел на восток восемь тысяч таборитов, у которых было три копы таборитских боевых возов, до сотни тарасниц.
В руках полководца, создавшего это войско, был сейчас превосходный инструмент войны, гибкий, способный к стремительным ударам, быстрым перестроениям и, что всего 'важней, послушный единой воле. Не восемь тысяч отдельных единиц, а восемь тысяч частиц слаженной боевой машины. Это было ново. «Феодальная система, — говорит Энгельс, — будучи по самому своему происхождению военной организацией, тем не менее по существу своему была враждебна всякой дисциплине».
Таборитам предстояло сразиться с тучей рыцарей. Каждый рыцарь был самоволен и своевластен. Ни воевода, ни сюзерен, ни даже папа римский не могли отнять у рыцаря его дворянской привилегии действовать на поле брани по собственному усмотрению. Рыцаря можно было уговорить, даже воодушевить, но не заставить подчиниться чужой воле. Поэтому так часты бывали в истории феодальных войн внезапные отходы рыцарей от осажденных ими городов и замков, самовольное оставление поля битвы. И не раз из-за отсутствия дисциплины наметившийся военный успех обращался в мгновенье ока в полное поражение.
В состязании военного начала Жижки — строгой дисциплины — со старым рыцарским своеволием преимущество было на стороне таборитского войска. Оно усиливалось еще тем, что Жижка противопоставил рыцарю новую тактическую единицу — боевой воз.
И все же в корне военной мощи Табора лежали не дисциплина и не таборитский воз. Основой се было огромное воодушевление бойцов. Восторженная их вера в справедливость борьбы с духовными и светскими феодалами, ненависть к угнетателям крестьянского и бедного городского люда, преклонение «божьих воинов» перед вождем, никогда не знавшим поражений, готовым в каждом бою сложить голову за дело Табора, — вот что делало для таборитского воина самое строгое подчинение приказу гетмана делом легким, нужным, само собою разумеющимся.