Бургомистр переглянулся с советниками.
— Твой план, дорогой Ян, как раз такой, как и наш!
По знаку бургомистра в зал позвали нескольких биричей.
— Беги во всю мочь, — приказал бургомистр одному из них, — зови скорей нашего гетмана, пана Гашка! Скажи ему, что Желивский уже здесь. А вы, — обратился он к остальным биричам, — покличьте вот этих, по списку…
Вскоре в зал вошел Гашек Островский.
— Пан гетман, — обратился к нему один из советников, — Ян Желивский согласен с нами насчет будущего похода.
Затем к Желивскому:
— Дорогой Ян, мы послали за твоими друзьями. Они придут сейчас. Уговори их примириться с нами, прежде чем мы выступим в поход.
— Если вы хотите единения в общине пражской, — ответил Желивский, — не отнимайте домов, виноградников у тех, кому отдала их раньше община. Не гоните от себя таких преданных слуг, как Ян Гвезда! Иначе, вместо единения, еще возрастут у нас горечь и раздражение. Скажи мне, пан Гашек, — обратился он к Островскому, — если вот ты будешь служить общине пражской верой и правдой, а тебя прогонят с позором, каково тебе будет? Примешь с легким сердцем?
— Конечно, нет! — ответил Островский.
— Почему же ты глядишь спокойно, когда поступают так с другими?
Островский в сердцах отвернулся, вышел из зала.
Через минуту вошли вызванные друзья Желивского. Следом за ними ворвался рыхтарж с палачами.
— Сдавайтесь! — завопил он. — Вы не выйдете живыми отсюда.
Палачи тут же принялись орудовать дубинками, хватали людей и вязали им руки.
Это была подлейшая засада, беспримерная в гуситской Чехии.
Двое подступили к Желивскому, который пошел навстречу своим друзьям.
— Не трогайте меня, — спокойно отстранил палачей Желивский. — Я знаю, чего вы хотите!
Заговорил бургомистр:
— Ничего не поделаешь, Ян, так нужно!
— Одумайтесь, советники! — воскликнул Желивский, подойдя к столу, за которым восседало восемнадцать богатейших бюргеров — правителей Праги, — мне жизнь с вами немила… смерти я не страшусь. Но что станет со столицей после моей казни!
— Кончайте дело! — вместо ответа крикнул палачам бургомистр.
Заговорщики торопились. Желивского и девять ближайших его приверженцев одного за другим вывели во двор ратуши и обезглавили.
Весть о страшном злодеянии, совершенном богачами столицы, быстро облетела Прагу. Ударили в набат. Несметная толпа осадила ратушу. Гетман Гашек пытался успокоить возбужденный народ:
— Вы что всполошились! С Желивским ничего плохого не случилось!..
— Убийца! Предатель! — неслось ему в ответ. — Если Желивский жив, покажи нам его!
На воеводу бросились с топорами. Он едва успел ускакать.
По крыше, через окна, проникли друзья убитого в забаррикадированную ратушу. Через минуту один из пражан потрясал перед онемевшей от ужаса и скорби толпой окровавленной головой Желивского.
Так погиб от руки пражских богатеев один из крупнейших вождей гуситского движения в Праге, подлинный друг обездоленных, пламенный борец за освобождение городского люда от власти жадных эксплуататоров-толстосумов.
Пока хоронили казненных, в столице было спокойно. А затем пражская беднота принялась сводить счеты с заправилами города.
В те бурные дни пражский народ сжег много патрицианских хором, казнил ненавистных ему городских советников. «Тогда, — рассказывает летописец, — город пострадал больше, чем за все время осады его королем Сигизмундом с войском больше ста тысяч». Но летописец забыл тут добавить, что на этот раз пострадали только богатые и власть имущие.
Восставший народ избрал новых советников — сторонников Яна Желивского. Народные массы держали власть в Праге всего два месяца — до прибытия в столицу наместника Витовта, князя Сигизмунда Корибутовича. Корибут[46] вступил в Прагу 16 мая 1422 года во главе сильного польского отряда. Одним из первых его дел было усмирение восставших и восстановление в Праге власти богатого купечества.
Предательское убийство Желивского и последовавшее за ним падение влияния плебеев на управление столицей углубило пропасть между Табором и Прагой.
XXII. ПРАВЛЕНИЕ КОРИБУТА
Никто никогда не оспаривал военного гения Яна Жижки. Злейшие его враги, католические летописцы XV и XVI веков, со скрежетом зубовным признавали, что слепой полководец, не зная поражений, громил армии католиков и феодалов, превосходившие числом его собственные рати в три, пять и десять раз. Ученые монахи упорно искали возможности развенчать военную славу неугодного им героя. Мастера на выдумки, доминиканцы и иезуиты только и сумели придумать: бесчисленные победы добыты военным гением, данным Жижке не богом, а дьяволом, с которыми слепец заключил союз, запродав свою душу владыке преисподней.