В середине мая под Плзнем табориты оказались перед сводными войсками панского католического союза и наемниками союза городов, управляемых Прагой. С ними были и отряды панов-«подобоев».
Не желая меряться силами с противником, впятеро более многочисленным, Жижка начал отходить.
XXVII. ДЕЛО У МАЛЕШОВА
От Плзня к северо-востоку, к переправам через Влтаву скачут гонцы. За ними Жижкин возок. Вокруг возка тесная группа всадников — гетманов и Старших Малого Табора: Ян Рогач, Бартош Валечовский, Ян Чернин. Верхом на коне, в потертой рясе, градецкий проповедник Прокупек. Здесь же и гетман Большого Табора Ян Гвезда. В полугоне за Жижкой — таборитская колонна с наглухо прикрытым тылом, стремительно уходящая от преследования.
— Отхожу от Плзня в четвертый раз, — ворчит Жижка. — А без Плзня нет половины Чехии…
Гетман поднимает незрячее лицо кверху, к солнцу, выставляет руку, словно щупает несущийся навстречу ветер.
— Из Праги бросятся наперерез! — кричит он скачущему рядом Рогачу. — Вели, брат Ян, гнать быстрее!
— Кони у возовых в мыле, боюсь — пристанут…
— Пусть идут быстрей! — приказывает Жижка.
Рогач поворачивает назад, к гетману над возами.
— Пробиться бы через Конопишт, к Большому Табору, — подает голос Гвезда.
— Куда там!.. И думать нечего! Если не перехватят у переправы, пойдем левым берегом Влтавы на север. Только и сможем, что проскочить к Лабе. Там впереди? — спрашивает Жижка.
— Ни холма, ни оврага… До самого Мнишка ровная дорога, — пригибается с седла к Жижке Чернин.
— Знаю, что ровная, — досадливо прерывает тот, — не впервые здесь. Конников не видно? Пражских?
— Пусто.
Перебрались вброд через Влтаву и сразу попали иод удары преследователей. У Коловрат пришлось проложить себе дорогу с боем. С запада от Праги, от Чешского Брода с востока колонну теперь теснили сильные отряды пражан и панов.
В непрестанных изнурительных схватках, теряя людей и возы, колонна пробивалась к северу, дошла до деревянной крепостцы Костельца на южном берегу Лабы, захватила с налету крепость, заперлась в ней.
Костелецкие рвы обложили густой цепью отряды пражан, плзенцев, рыцарей карлштейнского- гарнизона. А позади осажденных — широкая Лаба. Ни моста, ни переправы…
Пан Дуповский от Костельца выслал верхового в Буду, к пребывавшему при дворе Ульриху Розенбергу. Розенберг принес Сигизмунду потрясающую весть:
— Трое суток гнали слепца от Плзня. Еле живой заперся в Костельце. Обложен десятитысячным войском. Он в мышеловке!
Сигизмунд изверился в победах над Жижкой:
— Мышеловка, пан Ульрих, хороша для мыши!
— Головой ручаюсь, ваше величество, уж здесь ему конец!
— Что мне в твоей голове, пан Ульрих?! Вот если бы голову седлацкого атамана!
А в Костельце Жижка выставил своих людей на стены — он ожидает приступа. Каменные ядра сыплются на городок. Смоляные стрелы подожгли несколько домов — дым от пожаров застилает все вокруг. Под защиту высокой церковной стены снесли раненых; за ними ходят таборитки.
— Смотри, береги коней! — приказывает Жижка гетману над возами. — Поставь их понадежней, хоть в это капище! — продолжает он, указывая на церковь.
Стоящий тут же Валечовский смотрит на Жижку удивленно:
— Будем пробиваться?
Там видно будет!.. Что ж, думаешь, станем дожидаться гостей здесь? У нас, на беду, и попотчевать их как следует нечем!
Прислонясь к крепостной стене, Жижка вслушивается в звонкие удары своих тарасниц, бьющих из крепостных бойниц, и ответные глухие выстрелы вражеских пушек. Какие-то звуки примешиваются к грохоту канонады, — слепец вытянул шею, склонил голову набок.
К нему подбегает Рогач.
— Слышу! — кричит Жижка. — Осадные пушки подвозят. Завтра, значит, пойдут на приступ. Сначала забросают камнями, а может, ядрами с человечьим пометом, как в Карлштейне. Они мастера на такие дела!..
— Будем пробиваться? — опрашивает и Рогач.
— Ты был у реки? — отвечает Жижка вопросом на вопрос. — Много там свалено бревен?
Рогач улавливает мысль первого гетмана:
— На три-четыре больших плота хватит.
— Сними со стены немедля всех наших плотников! Как стемнеет, пусть начнут вязать. Пусть вяжут наскоро цепями. Огней не жечь! Всего нашего времени осталось — до рассвета. Уйдем затемно или все поляжем здесь завтра… Иди!
Жижка стоит в глубоком раздумье. Солнце все слабее греет его обветренный лоб — скоро, значит, закат. Ночи теперь безлунные.
Тут он слышит торопливые легкие шаги. «Прокупек, — узнает Жижка. — А с ним рядом еще кто-то…»