А такая необходимость в усилении отдела, который я возглавил, возникла через год. В праздничный день 23 февраля, когда закончилась торжественная часть в отделе, я пошел к Главному. Он был один. Доложил о проделанной за год работе и попросил, в связи с возросшим объемом работ, направить на работу несколько инженеров. На следующий же день раздался звонок по "прямому проводу":
— Подойди в отдел кадров, там тебе выделят 15 человек. Все указания даны.
Поблагодарив Михаила Кузьмича, пошел и отобрал в отдел из числа прибывших по назначению в конструкторское бюро молодых инженеров. Все они впоследствии стали хорошими специалистами.
И невольно приходит на память другой случай из моей инженерной биографии, происшедший через одиннадцать лет, когда опять, уже в третий раз, пришлось менять профиль работы. Вспоминается же этот случай только лишь потому, что в основе его, как в зеркале отразились два описанных выше момента. Но развивались они совсем по другому сценарию.
В это время я работал заместителем начальника технологического комплекса (комплекс 9 ОКБ). Опять неожиданный звонок: вызывают к самому Генеральному. Он в кабинете один. Стою, так как предложения сесть не последовало. Состоявшийся на сей раз разговор скорее походил на получение боевого задания.
— Я решил забрать тебя из комплекса 9 и перевести в конструкторское подразделение КБ-2 на должность начальника отделения, — без всякого вступления начал Генеральный конструктор. Там сейчас сложилось очень тяжелое положение в связи с созданием новых ракетных комплексов. Нужно внедрять новые материалы и технологии, и ты сможешь грамотно использовать свои знания и опыт как в конструировании, так и в области материаловедения. Вопросы есть? Если Вы решили меня "забрать", то какие могут быть вопросы, — только и ответил я.
Так в течение двух-трех минут состоялось решение о моем новом назначении руководителем отделения по головным частям.
Объем работ на новом месте оказался необыкновенно большим. И не только по номенклатуре, но и по сложности проектируемых узлов. Специалистов явно не хватало. Приходилось работать и после окончания рабочего дня и даже в выходные.
Понимая, что так не должно продолжаться, провели анализ нарастания разрабатываемой и выпускаемой чертежно-технической документации за последние пять-семь лет с учетом находившихся в отработке головных частей. Вооружившись обоснованными предложениями, изложенными на бумаге, пригласил в отделение Генерального и сделал соответствующий подробный доклад. Обрисованная обстановка и возникшие трудности встретили полное понимание, но реакции никакой не последовало.
А через некоторое время поступило указание весь подготовленный материал представить в виде графиков и цифр в "карманном" варианте для доклада Министру. По результатам состоявшегося разговора в Москве, ОКБ были выделены дополнительные штаты. Мне же только возвратили подготовленные для доклада материалы. Но отделение не получило ни одного дополнительного человека…
Забота о росте кадров специалистов или подающих надежды руководителей не ограничивалась только рамками конструкторского бюро. В этой политике не было никаких разграничений — был ли это человек собственной организации или подающий надежды представитель смежной организации. А сделав выбор, Михаил Кузьмич действовал смело и решительно, не останавливаясь ни перед какими возникавшими препятствиями. В такой жизненной позиции отчетливо просматривалась масштабность мышления Главного, его государственный подход и гражданский долг человека, имеющего возможность влиять на события.
Показательный в этом отношении пример поведал заместитель Главного конструктора харьковского ОКБ-692 Г.А. Барановский.
"Случилось так, что мне пришлось в 1956 году переехать из Москвы в Харьков на завод им. Шевченко, которому предстояло выпускать радиосистему, входившую в состав системы управления ракеты Р-5М. А так как государственные испытания показали, что радиосистема не укладывалась в заданную точность по дальности, этому же заводу поручили разработать более совершенную систему управления дальностью.
Поскольку все связанные с внедрением радиоуправления доделки самой ракеты были поручены Днепропетровскому заводу № 586, то я, занимая в то время должность главного конструктора завода им. Шевченко, вступил в самый тесный контакт и с ОКБ Михаила Кузьмича и днепропетровским заводом.
Первый визит в эти организации состоялся летом 1956 г. в связи с задержками в изготовлении серийных ракет Р-5М. Двух харьковских главных конструкторов — Гинзбурга и меня, срочно вызвал заместитель министра Руднев, которому заводские руководители указали на нас, как на главных виновников задержек. Этот нехитрый прием в плановой системе тех времен был в большом ходу у головных предприятий разных отраслей техники. На деле все было намного проще, просто в Днепропетровске заводчане малость подзабыли свои обязанности, на что им и было указано московским руководством. Тем не менее для того, чтобы не слишком обижать производственников, Михаил Кузьмич предложил состряпать совместное техническое решение по несущественным отклонениям при монтаже вспомогательных элементов, что очень удовлетворило заводское начальство и сделало необходимые предпосылки для дальнейшей бесконфликтной совместной работы.
А в конце лета, после окончательного решения вопроса о доработке ракетного комплекса Р-5М в части точности стрельбы, в составе организаций-исполнителей я представился Михаилу Кузьмичу как соучастник решения задачи. Надо сказать, что особого интереса к этой работе у заказчиков — военных, не было, так как они сознавали бесперспективность для боевого использования кислородных ракет, но в то же время не возражали против разработки еще одной радиосистемы, действуя по принципу — авось пригодится. Кроме того, и правительство тем самым как бы успокаивали — вот, дескать, работаем. В то же время разрабатываемая в ОКБ-586 ракета Р-12 не нуждалась, по понятиям того времени, в увеличении точности сверх достигнутой на Р-5.
И вот доработка ракетного комплекса вступила в фазу подготовки к летным испытаниям ракеты 8К52, как стал называться радиоуправляемый вариант Р-5М. Янгель пригласил меня на совещание для утверждения программы испытаний и подготовки проекта решения правительственных органов по проведению этих испытаний. Когда рассмотрели все технические, материальные и организационные вопросы, Михаил Кузьмич спросил присутствовавших:
— Кого предложим в председатели Государственной комиссии по испытаниям?
Все выжидательно молчат, и я тоже. Тогда Главный неожиданно обратился персонально ко мне, не предложу ли кого. Но я в то время был еще не настолько опытен, чтобы понять, что от меня то и должно исходить такое предложение. Тем более, что объем работ по подготовке каждого пуска ракеты был неизмеримо больше объема работ радистов, следовательно и всяких неожиданностей у ракетчиков появлялось больше, чем у остальных участников испытаний. Чтобы в этих условиях принимать решения, нужен человек, именно по ракетной технике. Это я и изложил в ответ на вопрос Михаила Кузьмича. Но он возразил, что у него в распоряжении в настоящее время нет свободных специалистов нужного уровня и вдруг предложил сообщить в Москву мою кандидатуру на должность председателя этой комиссии. Я стал возражать, но достаточно слабо. Никак не ожидая такого поворота дел, был буквально ошеломлен. Тогда Янгель заявил, что несмотря на приводимые доводы, не видит все же иного решения. Все присутствовавшие поддержали его, кто словами, кто кивком головы. Я в отчаянии махнул рукой:
— Ладно уж уговорили…
И в этот момент подломилась ножка стула, на котором сидел, и я оказался на полу. Присутствовавшие бросились подымать и со смехом говорили, что не только я, но и стул почувствовал свалившуюся на меня тяжесть ответственности.
В дальнейшем, при утверждении моей кандидатуры в роли Председателя Госкомиссии, Главному пришлось преодолеть определенные трудности, так как обычно на этой должности должен был быть представитель заказчика. Но от своего решения Янгель не отступил.
Испытания радиосистемы проходили тяжело, но в конце концов закончились удачно. Однако она оказалась ненужной на фоне ракеты Р-12, которая была принята на вооружение в том же 1959 году.