Я знаю немного вещей, горших, чем эта песня с оставленной под конец считалкой: «Доска моя кончается, сейчас я упаду…» И последний гитарный перебор, и вот этот выкрикнутый-выдохнутый, музыкой ставший, Первый звук — единственный, который дается людям от рождения, и который в невыносимую минуту заменяет все остальные. Даром, что ли, в славянской грамоте он именуется «Аз»? Аз есмь «а»: звук боли и есть самоопределение человека.
На том и конец, «аз» — последняя буква алфавита. Прости, Янка.
Александр Соколянский.
«Литературная Газета», Москва, № 30/91 г.
«Я ОСТАВЛЯЮ ЕЩЕ ПОЛКОРОЛЕВСТВА…»
И плачем Ярославны по ней самой зазвучит распевная, лирическая, пронзительная до боли — «Стаи Летят»:
В прессе скупая информация в несколько строк: «9 мая ушла погулять. Не вернулась. Утонула в реке. Может, несчастный случай, а может, самоубийство». Вечная судьба русских поэтов.
И как предчувствие или, может, заранее решенный шаг в небытие, строчки: Седьмая вода — седьмая беда.
Пресса Янку не баловала своим вниманием, телевидение и радио тем более. Для многих, думаю, это имя совсем ничего не говорит. Но только не для истинных поклонников рока. Янку любили, ее песни знают в самых отдаленных уголках нашей страны, и это несмотря на полное отсутствие рекламы в средствах массовой информации. Только редкие концерты, участие в рок-фестивалях и, главным образом, магнитофонные записи, блуждающие по стране.
Своей стихией Янка выбрала андеграунд, сознательно отвергнув всякую сделку с шоу-бизнесом, а вместе с тем возможность выхода на широкую публику, возможность получать солидные деньги и прочие удобства сытой, но для нее неприемлемой жизни, любой компромисс с собственными представлениями о независимости и свободе творчества был ей противен.
Янка была одной из немногих, кто черпал силу и нежную напевность своих мелодий в народных мотивах. Хотя чаще нежность сменялась на ярость, помноженную на боль и отчаяние. Этими песнями она достойно продолжала традиции русского рока, заложенные А. Башлачевым, Д. Ревякиным.
Былинная мощь ее текстов наряду с удивительной, проникающей в душу мелодией захватывала сразу.
От песен Янки веет безысходностью, но с ними почему-то легче безысходность эту преодолеть. Здесь серость и бесприютность нашей жизни и невозможность смириться с этим. Постоянные поиски выхода из замкнутого круга русского мученичества и постоянное натыкание на новые тупики:
В этих песнях боль огромного сердца, любовь и сострадание к людям и вместе с тем осознание неизбежной трагичности такого бытия:
Гордая, вольная птица, бьющаяся в клетке, — это Янка. Сильная и хрупкая одновременно, пляшущая на костре собственной жизни — это тоже она.
Предсказания собственной судьбы? Они есть: в любой песне соткан узор из щемящей душу безысходности и печали: