Бедная девочка, если б она знала, на какой путь встает… Она вовремя ушла. Вовремя. И ты — знаешь, на душе спокойнее стало, после ее смерти, хотя в общем-то я не могу поверить до сих пор, что ее нет в живых.
А.: То есть ты считаешь, что если бы она ушла позже, как полагается — своим сроком, то было бы хуже?
Н.: Ты знаешь, Леш, из каких соображений я говорю, что хорошо?.. Причем у Гурьева тоже какое-то спокойствие, мы с ним говорили по телефону… Когда я узнал, что с ней случилось, у меня что-то стало… то есть я… ну, в общем, истерика… Тут, по-моему, говорить даже не приходится, какое было состояние. Но потом, вечером, стало спокойно. Такое спокойствие на душе было! Как будто — облегчение какое-то. Девчонка ведь издергалась. Ну, издергалась она. Ну, боль, ты что, это же мрак. Она молодец, она правильно все сделала. Кто-то из-за нее вскрывал уже вены. И, я не знаю, нельзя так, нельзя боли столько давать! Это ж опасная вещь очень… Хоть, слава Богу, отмучилась.
А.: Вот, Марина Тимашева говорила мне и даже написала в «Экране и Сцене» (такой маленький некролог был) про Янку — что когда уже совсем плохо, когда депресняк такой мучит, что это не плохое настроение, это болезнь, и это надо лечить. И приводит в качестве примера Ревякина. Вот, говорит, человека вылечили, он живет и поет. И вот здесь тоже все знали, что полгода у Янки была депрессия, она за эти полгода три раза уходила из дома…
Н.: А ты знаешь, от чего это идет? Боль, все это? Это же ЭГО. От эгоцентризма. Человек, который поставил себя в центр мироздания… Это очень страшная вещь, я не согласен с Мариной Тимашевой, что это болезнь. Это состояние, оно искусственно.
А.: Оно искусственно, но Ревякин живет…
Н.: Понимаешь, в условиях этой страны это болезнь. И Димка, просто, по-моему, соприкоснулся с Джимом Моррисоном. И он врубился, что он — Джим Моррисон. Это правильно все. Все верно. А что касается Марины Тимашевой, то она же с других позиций все видит. У меня есть возможность сравнивать Янку… И я к ней не как к музыканту всегда относился. А потом, знаешь, на чем я себя ловлю? Она стала известной и знаменитой — ну, в определенных кругах… черт знает, почему так. Нет, зависти никакой, честно, не было. Что-то другое. Почему у нас с ней отношения испортились? Ревность. Я хотел, чтоб она была только моей. Я, в общем-то, и пленку эту вывез во Владивосток, я очень многое сделал для того…
А.: Какую пленку?
Н.: Вот когда я с ней встретился в Новосибирске… Ну, Янка. Ну, такая хорошая девчонка. А как-то всерьез не слушал. А были очень хорошие отношения у нас с Летовым, с Янкой… То есть они ездили, мы в Ленинграде встречались. В «НЧ/ВЧ» они были, там репетиция у нас, так называемая, была… А когда я послушал пленку ВЕЛИКИХ ОКТЯБРЕЙ, Деклассированным Элементам — послушал раз, послушал два, и мне захотелось еще больше слушать. То есть я такого еще не слышал. Настолько клево. А вот впоследствии, кстати, такое электричество… это ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ ей сделали звук. А то, что она начала работать на другом звуке… Чушь. Так нельзя. Это не ее. Зачем?
А.: В смысле, Ангедония?
Н.: Да, на звуке ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ На летовском звуке. В принципе — я уж и «Тихому Параду» сказал — Летову было предъявлено серьезное обвинение. Если он меня поймет — а он поймет… В общем, он повинен в смерти Янки. Такой как раз звук определил ее смерть. Потому что звук ГО — это не просто звук, это человеконенавистничество… ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА — это государственная музыка. Летов разговаривает на языке государства, только другими методами. И вот он злой. Злой. Чувствуется, что его когда-то очень сильно рубанули. Когда-то он был таким парнем добрым, я чувствую. А вот эта злоба, это человеконенавистничество определило наши с ним отношения. Впоследствии.
А.: Один панк из Барнаула мне сказал, что Летов — не панк в силу того, что он добрый. А панк, натуральный такой, крезовый, немного шизанутый…
Н.: Начнем с того, что нет такой поваренной книги, где было бы написано, каким должен быть панк…
А.: Я о том, что Егор — добрый, в нем изначально заложена доброта, и в силу того он, значит, такой…
Н.: Егор — БЕЗОТВЕТСТВЕННЫЙ молодой человек! «Эй, Брат Любер» в итоге знаешь что родило? Гопота вся Летова слушает! Та гопота, которая избивает наших сестер и братьев! Насилует! Я не ангел, я через ненависть прошел, и насилие было, но я четко знаю, что никогда со мной этого теперь не будет. Я вообще считаю, что к любви только через ненависть можно прийти. Это естественный путь. И если твой панк из Барнаула считает, что Егор добрый, то почему бы Егору не делать хорошее, доброе? Хотя, может быть, у него будут другие альбомы. Но он будет жить. Янки уже нет. Вот люди, которые играют панк-рок, их можно увидеть: это всегда эпатажность. Это нарочитость, это наигрыш, это экстравагантность, в конце концов. В моем представлении.