В атмосфере черносотенного разгула хозяевами ситуации почувствовали себя господа националистической закваски из польского «Kurjera Wileńskiego», из «Виленского Вестника». Им тоже бельмом на глазу был «мужицкий язык». Их тоже приводило в бешенство все, что на нем писалось и печаталось, тем более направленное против социального угнетения, против претензий польских панов на политическое господство над белорусским мужиком, которое они оспаривали у русского царизма. Каким бы странным это ни выглядело сегодня, но польским националистам тогда действительно казалось, что оживление общественно-политического, культурно-литературного движения в Белоруссии спровоцировано агентами самодержавия с целью оторвать белорусов от «праматери» Польши и что чуть ли не черносотенцы «белорусифицируют» исконных поляков.
С наступлением реакции одной из первоочередных задач «Нашей нивы» стало определение ею своей настоящей позиции и защита этой позиции от нападок монархистов, черносотенцев, польских националистов, клерикалов. Потому и появилась в газете 23 марта 1908 года передовая статья, написанная ее тогдашним редактором Александром Власовым. «Белоруссия, как известно, — писал автор, — расположена между Польшей и Великороссией. И с поляками, и с русскими белорусскому народу доводилось иметь отношения, общаться еще в самые давние времена; продолжается это общение и сейчас. Со стороны России к нам приходит немало хорошего. Именно великая русская культура, идеи лучших людей России о свободе, о правах человека были для нашего края, для мужика-белоруса тем светом солнца, который во многом помог им пробудиться от векового сна; наш мужик и впрямь пробудился так же, как и мужик русский, польский, литовский.
От русской культуры мы и теперь берем пауку, знания обеими руками... Опять же и Польша имеет свою великую культуру, и белорусам было бы полезно использовать из нее все, что можно...» Охарактеризовав, таким образом, историю и тогдашнее состояние отношений между народами-соседями, автор далее переходил, что называется, к злобе дня: «...Многие честные, справедливые и мудрые люди из русских и поляков весьма и весьма сочувствуют белорусам...» И это была правда — самая что ни на есть истинная правда. «Наша нива» не могла, конечно, не отдать дань уважения тем, кому Белоруссия уже навеки обязана: Пушкину, Некрасову, Добролюбову, Репину, Пушкину с его раёшными, но такими ласковыми строками: «Литва ли, Русь ли, что гудок, что гусли»; Пушкину с его словами о «тихих сетованиях народа, издревле нам родного» (как был точен великий Пушкин в каждом слове вообще и в частности, называя извечные сетования белорусов на свою судьбу «тихими»!). Некрасов же первым из русских поэтов создал впечатляющий образ мужика-белоруса в своем знаменитом стихотворении «Железная дорога». А Добролюбов, славный Добролюбов! Это ему принадлежат слова, необычайно дорогие сердцу каждого белоруса. «Относительно белорусского крестьянина, — писал великий русский критик в 1860 году, — дело давно решенное: забит окончательно, так что даже лишился употребления человеческих способностей...» Добролюбов иронизировал, Добролюбов направлял стрелы своей иронии в реакционеров-современников, но как бы предвидел и мракобесов начала XX столетия. Что же, однако, думал сам Добролюбов «относительно белорусского крестьянина»? «Не знаем, в какой степени ложно это мнение, потому что не изучали специально белорусского края, но поверить ему, — заявлял критик, — разумеется, не можем. Целый край так вот взяли да и забили, — как бы не так!.. Посмотрим, что еще скажут сами белорусы». И белорусы стали говорить, и прежде всего слова благодарности и признательности. Да только не российскому самодержавию, не тем, кто расходился, распоясывался в условиях реакции. Им ответ был один, ответ, который самой гневной отповедью прозвучал из уст Купалы.