Логинов Олег
Янкелевич в стране жуликов
Логинов Олег
Янкелевич в стране жуликов
ГЛАВА I
Снилось ли когда-нибудь крейсеру "Аврора", что один его холостой выстрел вызовет грандиозный взрыв на одной шестой части суши и основательно потрясет весь мир. Скорей всего не снилось. Поэтому и бабахнул он из носового орудия 7 ноября по новому календарю. Услышав выстрел, большевики решили, что пришло их время. Матрос с солдатом, стреляя на ходу, побежали брать Зимний. Условием любой революции или переворота является необходимость срочно что-нибудь взять. Президентский дворец, Бастилию, Зимний или, на худой конец, Останкино. Высокообразованные члены временного правительства такой простой вещи не знали. Части регулярной армии они отправили на фронт, оставив для обороны дворца юнкеров, да женский батальон. В результате, вскоре, поблескивая пенсне, покинули Зимний под конвоем. А их места заняли пролетарские министры с четырьмя классами церковно-приходской школы, которые тут же принялись строить свой, новый мир. Идея была хорошей. Как "солнечный город" Кампанеллы. Поскольку народу прежняя жизнь при батюшке царе стояла уже поперек горла, идея новой жизни ему понравилась. Только почему-то вместо равенства, братства и всеобщей любви получился сплошной красно-белый террор. Красные приходят - грабят, белые приходят - опять грабят. Куда податься простому человеку? Да заграницу, если деньги есть.
У молодоженов Янкелевичей из небольшого уральского городка кое-какие сбережения имелись. И решили они, чтобы не попасть под колесо революции, покинуть Матушку-Россию. Этому колесу все равно какая букашка под него попала: вредная или полезная. Раздавит и покатит дальше.
В общем, в 19-м залезли Янкелевичи в паровозную теплушку и покатили в Харбин. Некоторое время помыкались там среди множества таких же беженцев и перебрались в Америку. Изрядно помаялись и там без связей, языка, а главное, почти без денег, пока не пристали к русской общине в молочном штате Висконсин. Община владела большой фермой и приняла их благожелательно. Не как лишние рты, а как дополнительные рабочие руки. Янкелевич Борис, учившийся в университете на врача, быстро переквалифицировался в ветеринары, а супруга его, Анастасия, бывшая благородная девица, устроилась медсестрой.
Где-то там далеко, за океаном, на бывшей родине супругов Янкелевичей отгремела гражданская война, потом финская, победным салютом встретили окончание Отечественной, а когда молчали пушки, народ бросался в другие битвы: с разрухой, за целину, в очереди за дефицитом. В Висконсине, на новой родине Янкелевичей, царили мир и спокойствие. Все европейские катаклизмы виделись только на экране кинотеатра или изобретения братьев Мэллори, нисколько не затрагивая их повседневную жизнь. Жили супруги Янкелевичи, поживали, да добра наживали, только до полного счастья не хватало им ребеночка. Тот проклятый 19-й год подпортил здоровье Анастасии, застудила она себе какие-то органы и лишилась возможности произвести потомство. В Америке Борис возил ее к разным медицинским светилам по женской части, истратил кучу денег, да все без толку. Убедившись, что не иметь им наследника, Янкелевичи примирились с этим и на время успокоились. А когда дело стало подходить к пенсии, а жизнь - к закату, снова задумались. Тяжело было сознавать, что не останется после них никого на земле и все нажитое достанется чужим людям. Решили они на старости лет взять ребеночка-сироту на воспитание.
Пришли со своей заботой к настоятельнице местной православной церквушки. Та их выслушала и, поскольку ее первейший долг был помогать своей пастве, согласилась посодействовать. Как ни процветала страна Америка, а в газете "Правда" не все про нее врали. Имелись там и бедные сиротки, от которых отказывались их бессовестные родители. Кое-кого из сироток, находящихся под патронажем матери-настоятельницы, Янкелевичам показали. И выбрали они себе младенчика, подброшенного жестокосердной матерью год назад на церковные ступени. Конечно, пришлось Янкелевичам усыновление оформлять надлежащим образом в муниципалитете, для чего собрать кучу справок. Бюрократия, она и в Америке бюрократия, может только с улыбкой, а не мурлом.
Ребеночек был милый, улыбающийся, пухлощекий, с черными волосиками и упругой попкой. Янкелевичи назвали его православным именем Николай в честь чудотворца Николая-Угодника и не могли нарадоваться на свое приобретение. Прошел еще год, и вдруг с ребеночком что-то стало происходить. То была не хворь, типа кори или свинки, а какая-то непонятная метаморфоза. Мальчик стал темнеть. Таких случаев описано в медицинских анналах немало. Если родители человека принадлежали к разным расам, то вполне может случиться, что сначала вверх возьмут гены одного из них, а потом другого. Причем, говорят, случиться это может в каком угодно возрасте. Вероятно, это и произошло с маленьким Николаем Янкелевичем. Зачатый от связи людей европеоидной и негроидной расы, он родился с белой кожей, а потом в нем проявился метис. Не то, чтобы он стал совсем черненьким, но приобрел цвет, вроде как у Майкла Джексона, после его экспериментов по отбеливанию кожи. Волосики у него отросли, стали вьющимися и жгуче черными, губки припухли, как у настоящего выходца с Африканского континента. Для Янкелевичей это был конечно серьезный удар. Люди в городе хорошо знали их семью, поэтому старались всячески поддержать и утешить. Так, благодаря тому, что Янкелевичи уже привыкли к своему Николаше и тому, что окружающие восприняли спокойно смену масти их ребенком, супруги не стали делать трагедии из случившегося и занялись дальнейшим воспитанием приемного сына.
Коля Янкелевич рос и крепчал. Сверстники называли его на свой манер, кто Ником, кто Николя, но приемные родители постарались привить ему любовь к России и обучить русскому языку. Правда, порочные гены его настоящих родителей проявились еще в подростковом возрасте. Коля стал приворовывать. Борис Янкелевич, обнаружив, что сын не чист на руку, не стал по американской моде обращаться к психоаналитикам, а по русской традиции вытащил из штанов ремень. Способ оказался действенным и отбил у отрока охоту шарить по чужим карманам. А в целом, мальчишка рос и развивался, как все его сверстники. Увлекался спортом, даже попал в школьную команду по баскетболу и занял призовое место в юношеском чемпионате штата по боксу. Все бы было хорошо, но преклонный возраст неумолимо подводил Янкелевичей к роковой черте. Может быть, заботы о мальчике и ответственность за его судьбу даже продлили их век, но природа брала свое. Дождавшись совершеннолетия приемного сына, тихо угасла матушка Анастасия. А несколько лет спустя и папа Борис почувствовал, что господь желает призвать его к себе. Перед тем как перейти в мир иной Янкелевич-старший имел долгую беседу с наследником и поведал ему семейную тайну. Узнав ее, Николай преисполнился восхищения своим родителем. Совсем не прост оказался старик Янкелевич, завещавший своему приемному сыну не только дом и машину, но еще и фамильный клад из драгоценных ювелирных камней. Николаша, тяготившийся любой работой, с замиранием сердца узнал, что, вступив во владение этим кладом, он сможет отдыхать всю свою дальнейшую жизнь. Проблема была в одном: он жил в Америке, а клад находился в России.
Рассказ Бориса Янкелевича сводился к следующему:
Его дедушка был ювелиром. Маленький такой сухонький старичок - божий одуванчик. После революции он свою лавочку прикрыл, но неприятностей не избежал. Время от времени к нему заявлялись группы суровых мужчин с винтовками, револьверами и наганами с целью экспроприации ценностей старого еврея. Пользуясь частой сменой власти, дедушка каждый раз заявлял, что предыдущая власть забрала у него все подчистую и больше ничего не осталось. После этого следовал обыск, сопровождаемый поломкой имеющейся в доме мебели, а затем, в следствии необнаружения ценностей, битье дедушки. Наиболее порядочными среди всяких разных экспроприаторов оказались красные революционные матросы. На их прямой вопрос: "Где вы прячете свой капитал?" дедушка честно ответил: "В подвале". Затем провел делегацию матросов в подвал, где извлек из тайника и предъявил старое издание "Капитала" товарища Карла Маркса. Сдув пыль с фолианта, дедушка любовно погладил его и пояснил, что хранит "Капитал" здесь с мрачных времен царизма. "Вот возьмите. Для вас не жалко", - сказал дедушка, протягивая книгу самому большому матросу. Тот засунул ее под черный бушлат, пересеченный крест накрест лентами патронташей, и сказал своим: "Братва, кажись, ошибочка вышла. Дедок-то никакой не контрик, а наш товарищ". Матросы пожали дедушке руку и вразвалочку удалились. А вот попытка "экса" какой-то бандой уголовников, представившихся членами партии анархистов, закончилась для старика печально. Анархисты отбили ему все жизненно важные органы. После их визита дедушка харкал и писал кровью. Понимая, что дни его сочтены, ювелир призвал к себе внука Борю Янкелевича и рассказал где же на самом деле он спрятал драгоценности.